Екатерина Оленева - Призрачная любовь Страница 23

Мишка встал навытяжку, опустив руки по швам, как нашкодивший пятиклассник перед классным руководителем. Губы женщины вытянулись в узкую полоску, лицо стало злым. Рука наотмашь, унизительно и сочно полоснула по смуглому Мишкиному лицу:

— Сестра, значит? — выплюнула незнакомка. Взгляд скользнул по Лениной фигуре. — Сестричка! И давно с сестрами модно взасос целоваться?

В голове у Лены шумело, делая все происходящее вокруг запутанным и малопонятным:

— Почему вы деретесь? — пролепетала она заплетающимся языком. — И почему кричите? Кто вы вообще, такая?

Женщина засмеялась:

— Какая прелестная маленькая дурочка!

Женщина что-то ещё говорила на повышенных тонах. Мишка то ли оправдывался, то ли огрызался.

Устав от их криков, Лена, покачиваясь, побрела в поисках выхода.

Мишка вскоре догнал её, пытаясь поддержать на крутых ступеньках лестницы. Но Лена вырвалась. Выбравшись на свежий воздух, стала голосовать, пытаясь поймать попутную машину. Забыв, что они приехали сюда на личном авто.

Проснувшись на следующее утро, Лена почувствовала острейшее отвращение. Ко всему. Сразу. К самому утру, потому что голова раскалывалась, сердце колотилось, тело казалось сделанным из ваты.

— Мне не следовало туда ходить, — сказал Лена бледному отражению в зеркале.

Кое-как дотащившись до ванной, девушка трясущимися руками включила горячую воду и подставила под струю разрывающуюся от боли голову. На несколько блаженных минут мир исчез в брызгах. Стало легче. Но стоило закрутить кран, как тошнота и сердцебиение вернулись обратно.

— Доброе утро, — хмуро заявила Лена, выходя на кухню.

Мишка выглядел так, будто похмелье его не касалось.

Мать молчала, поджав губы.

— А где Олег? — спросила Лена, храня затаенную надежду, что при Олеге мать не станет слишком её распекать.

— Он ушел, — отрезала Марина

— Кофе остыл? — поинтересовалась Лена.

— Нет. Горячий.

Трясущимися руками девушка налила себе чашку, плюхнулась на табуретку. Подгибающиеся ноги не хотели держать непослушное тело. Было такое ощущение, что оно, тело, предчувствует, будто его намереваются запихать в мясорубку и от этого трясется мелкой дрожью, отчего у желудка начинается морская болезнь.

Вскоре и мать, и Мишка под разными предлогами предательски удрали из дому. Оставив Лену в одиночестве мучаться похмельем.

Она лежала на кожаном диване под подозрительным взглядом двух фарфоровых слонов, ехидно наблюдающих с полки, как она разрывается между двумя желаниями: стошнить и не делать этого.

Когда переживания достигли пика, в прихожей раздался звонок. С трудом, поднявшись на ноги, Лена поплелась открывать дверь, про себя раздумывая, кому из домашних приписать садистские наклонности. Ведь любой из них мог воспользоваться ключами и не заставлять её из последних сил тащиться им навстречу.

Но это были не "домашние".

На пороге стояла Елена Григорьевна.

— Что ты здесь делаешь? — зло фыркнула женщина и, не дожидаясь, пока Лена сама посторониться, тараном прорвалась внутрь.

— Только не кричите, пожалуйста, — поморщилась Лена. У неё не было сил ни ругаться, ни выяснять отношения.

— Я хочу поговорить с Мишей, — заявила незваная гостья, круто разворачиваясь на каблуках.

— Его нет, — апатично констатировала Лена. Нельзя было винить того, кого подобный тон бы раздражал. Он саму её раздражал. — Он ушел.

— Куда? — спросил незнакомка. Дознаватели в Гестапо позавидовали бы её интонации.

— Думаю, вас ищет. Хочет объясниться. Вам следовало дожидаться его дома, а не тащиться сюда. — Холодно и четко произнесла Лена.

Она с усилием заставляла себя выдерживать тяжелый, насмешливый, порочный взгляд женщины и не опускать под ним глаз. Взгляды скрестились. Лена почувствовала, как буквально все в незнакомке вызывало в ней антипатию: тонкая, легкая фигурка, золотистые волосы, глубоко посаженные глаза с прямыми ресницами. Улыбка, лукавая, таящая скрытую недобрую усмешку.

И тут она вспомнила, где видела эту женщину раньше. Тогда ещё не женщину, а молоденькую девушку. Той девочкой с фотографии, только двадцать лет спустя, вот кем была эта неприятная особа. Леной из дневника!

— Я же вас знаю, — запинаясь, пробормотала она. — Подождите! — Лена вбежала в комнату и трясущимися руками выхватила из чемодана фотографию. Нет. Ошибки быть не может. Тот же насмешливый прищур, запавшие под скулами щеки, характерный наклон головы.

Вернувшись к незваной гостье, девушка протянула карточку. Женщина, брезгливо выхватила из её рук собственный фотоснимок и окинула его небрежным взглядом:

— Это ведь ваша фотография? Ваша?! — С волнением вопрошала девушка.

— Откуда она у тебя? — неприязненно дернулась Елена Григорьевна.

— Нашла. В квартире. Отец, ведь у вас её купил? — обвиняющим тоном вопросила Лена. — У вас, да?! — почти истерично выкрикивала она. — Вы нарочно втюхали нам дом с привидениями?!

— Девочка, ты несешь бред. — Передернула плечами Елена Григорьевна, с усилием удерживая на лице презрительную гримасу.

— Скажите, у вашего мужа был брат?

— Был, — подтвердила женщина.

— Он покончил с собой?

— Да. Вскрыл вены. А теперь скажи, какое отношение это имеет к тебе, ко мне и к Мишке?

— К вам и к Мишке это отношение не имеет вообще.

В комнате повисла напряженная и недобрая тишина. Две женщины с ненавистью мерями друг друга взглядами. Елена Григорьевна заговорила первой:

— Если бы призрак Адама витал в тех стенах, я бы никому не позволила их продать. Я бы посещала дом, как музей. Но призраки существует лишь для тех, кого не отпускает память. Не нужно придумывать страшных историй, девочка. Хотя, — усмехнулась женщина, — зная Адама, можно предположить, что если есть возможность доставать кого-то и после смерти, он свое не упустит.

Лена слышала тихий голос, и перед внутренним взором проходила гроза, с внезапной и недолговечной в летнем жаре прохладой. С её неистовой яростью.

Гроза, подарившая строки, написанные рукой самоубийцы, не пожелавшего уходить в иные миры.

— Зачем вы пришли? — спросила Лена, отворачиваясь

Женщина усмехнулась, пожимая плечами:

— Потому что застала тебя вчера с моим молодым любовником и, понятное дело, приревновала. — Выхватив пачку сигарет из сумочки, женщина досадливо затянулась. — Ты к сердцу-то близко не бери. Мне этот кобелек самой не особенно нужен. Просто досадно чувствовать, что стареешь, и другие молодые кобылки легко добираются до твоего добра.