Хирургические убийства - Елизавета Берестова Страница 23

— Нечего на меня так пялиться, — сердито проговорила она, отворачиваясь от заинтересованного взгляда коррехидора, — мне и так неловко, что половина груди напоказ выставлена.

— Нет, нет, не смущайтесь, — воскликнул коррехидор, — образ вышел, что надо! Молодая женщина, не очень умело тратящая щедрые дары своего покровителя.

— Хорошо, что сам покровитель не нацепил для компании фальшивой бороды, — заметила, как бы себе под нос, чародейка, когда они выходили на улицу.

— Думаю, ваш вид настолько станет притягивать взоры всех окружающих, что на меня их внимания практически не останется. Поэтому решил ограничиться свободной курткой и брюками, они как раз в моде у золотой молодёжи.

Адрес, написанный неразборчивым почерком на ресторанной салфетке, привёл их к особнячку, прячущемуся в глубине парка за довольно-таки высоким забором. На сигнал автомобиля к ним подошёл привратник в неопределённого вида картузе и с некоторой строгостью осведомился, чего угодно господину?

Господин рассеянно поглядел на чернеющие деревья и сказал условленную фразу про уносимые ветром опадающие лепестки сакуры. Это, казавшееся совершенно неуместным высказывание, привело решительной смене диспозиции привратника по отношению к прибывшим: он расплылся в широкой щербатой улыбке, поклонился, отворил ворота и пожелал господам приятно провести время. Из приоткрытых по случаю резкого потепления окон доносились звуки музыки и веселья, но все их перекрывал периодически возносящийся до немыслимых высот женский смех.

В прихожей их встретила унылого вида служанка, которая ни о чём не спрашивая, увидела, что у новоприбывших нет ни верхней одежды, ни тростей или зонтиков, вяло махнула рукой в сторону коридора и меланхолически удалилась. По мере продвижения по темноватому коридору звуки веселья становились заметно громче. Раздвинуты зелёные бархатные портьеры — и в лицо Рике ударил яркий свет и въедливый запах недорогих духов. Они оказались в просторной гостиной, где весело проводили время человек пятнадцать-двадцать.

— О, новенькие, — воскликнула прехорошенькая девица невысокого роста. Её наряд напомнил чародейке одежду сотрудницы «Бойцовского клуба», что проверяла спортсменов на наличие магии: стилизованное платье по моде Делящей небо с косой застёжкой крепко облегало фигуру, о коей принято говорить: «всё на месте», спускаясь к низу длинной юбкой с несколькими разрезами, позволяющими беспрепятственно любоваться стройными ножками. Платье-ципао было оранжевого цвета.

— Маменька! — казалось оранжевая просто неспособна разговаривать спокойно, — поглядите-ка, кто к нам пожаловал! Гости дорогие, проходите, чувствуйте себя, как дома! Веселитесь, веселитесь! Веселитесь!

— Гоку, детка, ты буквально не даёшь вздохнуть нашим дорогим гостям, — с незлобливой ворчливостью проговорила женщина лет сорока с хвостиком, устроившаяся в удобном кресле. Её волосы были уложены в красивую причёску, а платье в материковом стиле выгодно подчёркивало располневшую фигуру, — не обращайте внимания на мою младшую девочку, — это уже относилось к Вилу, и определённая доля жеманства продемонстрировала Рике, что обаяние коррехидора действует и на возрастных женщин, — мы рады вам. Великолепно, что кто-то из ваших друзей взял на себя труд порекомендовать наши вечера. Не подскажете, кто сей любезный муж?

— Ах, право госпожа Парк, — Вил сумел вложить в свой голос тягучие интонации профессионального обольстителя, — я уж и не упомню, кто из моих друзей сделал это. Жестокое похмелье после вчерашнего вечера до сих пор отдаётся колоколами боли в моей бедной голове. Так что пожалейте несчастного повесу, не мучьте меня вопросами, побуждающих мысли ворочаться и причинять мне боль.

— Маменька! — снова оранжевая Гоку вынырнула из ниоткуда, — как не стыдно заставлять страдать такого красивого молодого мужчину! А мне вот отличненько известно проверенное средство от похмелья, — проворковала она, беря под руку коррехидора и мило заглядывая ему в лицо, — хотите поделюсь?

— Сделайте милость.

— Но сперва имя! Ваше и вашей, — она окинула чародейку оценивающим взглядом, — и вашей драгоценной спутницы!

— Гоку! — в тон ей вторила мать, — ты разве позабыла принцип гостеприимства из сказок, что так часто тебе перед сном читала нянюшка?

— Помню, помню, — отмахнулась девушка, — напои, накорми, спать уложи, а уж после расспрашивай!

— И к тому же, — госпожа Парк бросила на Вила не лишённый плотоядности взгляд, который отчаянно не понравился Рике, — возможно, гости желают сохранить инкогнито.

— Нет, нет, — заверил коррехидор, — мы готовы назвать себя.

— Но без фамилий! — Гоку многозначительно сжала локоть Вила, — по фамилиям так скучно и официально! В доме Парков мы все обращаемся друг к другу только по имени. Я, к примеру, — Гоку, младшая из пяти сестёр, коими бессмертные боги щедро наградили наших родителей. Матушку вы уже видели. И поостерегитесь называть е ё госпожой Парк, — приглушила своё звонкое сопрано девушка, — рассердится или огорчится. Тут уж, право слово, я не знаю, что из этого хуже. Обращайтесь к ней «тётушка А́ста» или же «матушка Аста». Вон тот почтенный мужчина за зелёным сукном карточного стола, что, разве что не засыпает с козырями на руках, — мой папенька. Ему всё равно, коли назовёте по фамилии, но вот маменька, — подведённые большие глаза выразительно закатились, — она расстроится до чрезвычайности. Спать не сможет. А вам ведь известно, какие дурные последствия имеет бессонница для хрупкого женского организма?

Взгляд золотисто-карих глаз вперился в коррехидора так, словно бы он сам являлся единственное причиной упомянутой проблемы.

— Итак, — продолжала оранжевая Гоку, — наливая Вилохэду щедрую порцию бренди, — народная мудрость гласит: подобное лечи подобным! Ничто так быстро и хорошо не прогоняет последствия возлияний накануне, как добрая порция крепкого. Ну, за наше прекрасное знакомство! — девушка ловко опрокинула рюмку в рот, предлагая коррехидору последовать её совету, — вы готовы назваться? А то пью за знакомство, а сама даже не знаю, кто вы.

— Господин О́ддо, — наклонил голову коррехидор, а это — госпожа …

— Надеюсь, не Оддо! — перебила его Гоку, — сие было бы слишком печально.

— Нет, — улыбнулся Вил, — дорогая, может быть, ты сама назовёшь своё имя?

«Выкрутился, — усмехнулась про себя чародейка, — теперь мне придумывать». Она по-хозяйски взяла под руку коррехидора, чтобы полураздетая девица не строила всяких невозможных планов, и сказала, надув свои пухлые губы:

— Зовите меня просто До́ри.

— Дори и Оддо! — захлопала в ладоши девушка, — господа, господа, прошу любить и жаловать Дори и Оддо. Ведь это имя, а не фамилия? — она строго поглядела на коррехидора, и тот поспешил заверить, что Оддо — его имя.

Вот и отлично! У меня камень с души упал, — закружилась вокруг них Гоку, — веселитесь, знакомьтесь, делайте всё, что вашей душе угодно. Даже пошалить можете! — она лихо подмигнула, — прекрасный вечер