Дарья Кузнецова - Симбиоз Страница 24

За этими мрачными мыслями я незаметно задремала. Катастрофически не хватало одеяла, но лежать всё равно было удобно, в камере было тепло и при этом не душно, а ещё умеренно крепкому сну поспособствовала усталость долгого напряжённого рабочего дня.

Мне даже что‑то снилось. Очнувшись, я не сумела вспомнить, что именно, но к искреннему собственному удивлению поняла: кошмаров не было. Я чувствовала себя бодрой и вполне отдохнувшей, и это можно было зачислить в плюсы.

Минусов, увы, было значительно больше. Во — первых, я понятия не имела, сколько проспала, где нахожусь и что за это время успело произойти; вот когда пожалела, что так и не установила себе имплантаты. Время можно было бы отслеживать с точностью минимум до секунды! Во — вторых, очень хотелось есть. Настолько, что сводило желудок, и, кажется, именно это ощущение меня разбудило. В — третьих, нестерпимо хотелось умыться и, главное, почистить зубы. Ну и в — четвёртых, остро встала проблема, о которой я думала вечером: очень хотелось в туалет.

Правда, долго страдать в одиночестве мне в этот раз не дали, и вскоре на пороге возник тюремщик. Причём его сегодняшняя внешность оказалась настолько неожиданной, что я несолидно вытаращилась, пытаясь понять, по — прежнему ли я сплю, страдаю галлюцинациями или это — реальность. И в последнем случае было особенно интересно, какое отношение он имел ко вчерашним кляксам?

Сейчас это существо очень напоминало человека. Настолько, что хотелось протереть глаза. Высокий плечистый мужчина в обтягивающем комбинезоне того же маслянисто — чёрного оттенка, что вчерашние нападающие. Одежда казалась монолитной и закрывала тело полностью, включая шею. Голова и лицо… в целом, черты тоже были человеческие, и даже весьма гармоничные, но воспринимать их спокойно мешали несколько очень экзотичных черт, придающих вполне нормальному лицу неестественности даже большей, чем у Дуниэли.

Глаза были настолько яркого и чистого зелёного цвета, что казались искусственными. Я знала всяческих любителей поэкспериментировать над собственной внешностью, и смена цвета глаз была среди них весьма популярна, но здесь явно был совсем другой случай.

Кроме того, посетитель был совершенно лысым. Не было не только волос на голове, но даже бровей; хотя ресницы, кажется, присутствовали. «Растительность» заменяли странные рисунки на коже, напоминающие своим внешним видом выступающие вены, подкрашенные шрамы или вовсе корни какого‑то растения. Редкая вязь их покрывала кожу и была слишком ровной и симметричной для того, чтобы иметь естественное происхождение. Линии очерчивали надбровные дуги, касались скул, тянулись к уголкам губ, создавая иллюзию жуткой гуимпленовской ухмылки, но основную часть лица оставляли открытой.

Только это всё были мелочи по сравнению с полным отсутствием в этом лице жизни. Застывшая маска без намёка на мимические морщины, а не лицо живого существа. Похоже, я рано задумалась о сходстве наших тюремщиков с людьми; могло статься, подобный облик оно приняло для нашего психологического комфорта, а лицо это прежде принадлежало… кому‑то.

И опять непонятно, не то радоваться такой заботе, не то переживать о судьбе оригинала. Да и полоски на лице… стоило подумать о маске, сразу появилось ощущение, что узоры — это трещины в монолите. Самообладания эта мысль не прибавила, и я поспешила сосредоточиться на насущном.

Для начала я на всякий случай поднялась на ноги: разглядывать нависающую массивную фигуру с пола было страшнее, чем делать это, стоя на ногах. Вот когда можно порадоваться высокому росту! Инопланетному созданию я была по условное плечо, даже, кажется, чуть выше, а будь я с тётю — пришлось бы сильно задирать голову.

Тюремщик пришёл не просто так. В его руках был округлый предмет, такой же чёрный и блестящий, как всё его тело; потому я, собственно, не сразу его заметила. Когда я встала, этот предмет был протянут мне на ладони, что сопровождалось вполне характерным жестом: сначала посетитель указал на меня, потом на предмет, потом на свой рот.

Меня пришли покормить?

«Если, конечно, эти существа действительно имеют представление о нашем способе питания, предложенное им нечто не ядовито и он имел в виду действительно процесс питания, а не что‑то ещё», — тут же пришла встревоженная мысль. Впрочем, рассудив, что хуже уже быть не может, а альтернативой риску может быть только смерть от голода, я неуверенно приблизилась, отклеившись от угла, с которым успела сродниться.

Предмет в руке тюремщика действительно оказался чем‑то вроде миски. Полусферической формы, с загнутыми внутрь краями, она была наполнена однородной розоватой массой. Выглядело не слишком‑то аппетитно, но и тошноты не вызывало. А ведь могли предложить каких‑нибудь живых насекомых! Бе — э!

Последняя мысль едва не отбила аппетит ещё эдак на сутки, но я справилась с собой и двумя руками осторожно взяла предложенную посуду, принюхиваясь. Запах оказался слабый, но приятный; кисло — сладкий, почти ягодный. Напомнив себе, что выбора всё равно нет, а раз помирать — так хоть с музыкой, я решительно поднесла сосуд к губам… и замерла в растерянности. Потому что нормально пить через такой бортик не могла, могла только вылить на себя половину содержимого.

Тюремщик всё это время не сводил с меня пристального стеклянного взгляда, и у меня начало складываться подозрение, что он вообще не живое существо, а робот. Или это в самом деле маска.

Однако моё затруднение он неожиданно понял сам и совершенно правильно. Протянул руку и нажатием большого пальца отогнул краешек миски, сделав нечто вроде носика, с такой лёгкостью, будто та была пластилиновой. Я осторожно попыталась повторить это действие с другой стороны, но меня миска не послушалась. Осталось только с опаской покоситься на руку тюремщика, отметив между делом, что пальцев у него всё‑таки пять, и сейчас сливаться в единую массу они не спешат.

На вкус предложенная еда вполне соответствовала запаху и походила на ягодное пюре со сметаной. Так что проглотила я предложенную порцию залпом, без возражений и даже с удовольствием. Теперь буду надеяться, что мой организм примет такую пищу.

Возвращая посуду надзирателю, я размышляла над второй своей важной проблемой и тем, как объяснить её инопланетному существу, но существо опять неожиданно проявило неплохое знание человеческой физиологии. Подошло к дальнему углу комнаты, коснулось ладонью стены, и на моих глазах в полу разверзлась небольшая воронка. Обернувшись и удостоверившись, что я за ним наблюдаю, тюремщик бросил посуду в воронку. Едва ощутимо пахнуло озоном, воронка до середины заполнилась голубоватым плотным дымом, а когда тот рассеялся, от посуды не осталось и следа. Удобно.