Кристин Фихан - Темный принц Страница 24

Задумчивые глаза Михаила потеплели, и улыбка изогнула уголки рта, смягчая его черты.

— Вы дьяволята. Как вам удалось наблюдать за мной без моего ведома?

— Альфа-пара[6] стаи тоже беспокоится за тебя, — признался Жак. — А поскольку во мне течет твоя кровь и я под твоей защитой, они признали меня и разговаривают со мной. Они наблюдают за тобой, когда ты совершаешь свои одинокие прогулки или когда бегаешь со стаей. Они говорят, в тебе нет радости.

Михаил рассмеялся.

— Мне потребуется хорошая волчья шкура на эту зиму. И какими бы ни были мои чувства, Ноэль была нашей сестрой, одной из нас. Я не успокоюсь, пока ее убийцы не понесут наказание.

Жак кашлянул, довольная улыбка озарила его лицо.

— Я убежден, что женщина, которую ты прячешь, имеет самое прямое отношение к твоему внезапному желанию вернуться к жизни.

В ответ на его дерзкое замечание Михаил носком ботинка чуть было не столкнул Жака с ветки, на которой тот сидел.

Байрон крепко ухватился за свою.

— Элеонор и Влад могут остаться со мной. Это обеспечит двойную защиту ей и ее неродившемуся ребенку.

Михаил кивнул. И хотя ему было неудобно такое решение, он хорошо видел, что они продолжали бы протестовать, если б он настаивал на личном риске.

— На пару дней, пока мы не найдем лучшего решения.

— Будь осторожен, Михаил, — предупредил Жак.

— Завтра ложитесь спать глубоко, — ответил Михаил, — они охотятся на нас.

Байрон замер, его вдруг охватила тревога.

— Как ты сможешь уйти под землю, если человеческая женщина осталась с тобой?

— Я не покину ее.

Михаил был непреклонен.

— Чем глубже в земле мы будем, тем труднее будет услышать твой зов, если ты попадешь в беду, — спокойно напомнил Жак.

Михаил вздохнул.

— Вы двое упрямы, как незамужние старые тетушки. Я уверен, что смогу защитить свое жилище.

Его тело замерцало, изогнулось и приняло облик совы. Расправив гигантские крылья, он поднялся в небо, направляясь к Рейвен.

Он сделал глубокий вдох, вбирая ее свежий запах, стирая мерзость ночных открытий. Ее аромат витал в библиотеке, смешанный с его собственным. Вдохнув этот запах, втягивая его глубоко в легкие, он наклонился, чтобы подобрать разбросанную одежду. Он хотел быть внутри ее, дотрагиваться до нее, прижаться ртом к ее губам, произнести ритуальные слова, чтобы они связали их навсегда, на целую вечность, которая ждала их впереди. Сама мысль о ней, предлагающей ему такой дар, принимающей его предложение, так волновала, что Михаил на некоторое время замер, пока настойчивые требования тела не ослабли.

Он не спеша принял душ, смывая с себя запах волка, пыль и грязь, запах предателя. Все карпатцы проявляли особую заботу о том, чтобы овладеть привычками смертных. Пища в буфетах, одежда в шкафах. Лампы по всему дому. Все они принимали душ, хотя в этом не было надобности, и большинство обнаружили, что наслаждаются этим. Он оставил свои волосы цвета кофе распущенными и направился к Рейвен. Впервые он гордился своим телом, тем, как оно напряглось от одного только ее вида.

Она спала, ее волосы, как шелковый занавес, переливались на подушке. Одеяло соскользнуло, и только волосы прикрывали грудь. Это было возбуждающее зрелище. Она лежала и ждала его даже во сне. Он пробормотал приказ, освобождающий ее от вызванного гипнозом сна.

Кожа Рейвен цвета спелого персика мерцала в лунном свете. Михаил провел рукой по обводу ее ноги. От этого ощущения что-то внутри его содрогнулось. Он погладил ее бедра, прошелся по тонкой талии. Рейвен пошевелилась, беспокойно перевернувшись. Михаил вытянулся рядом с ней, притянув ее в убежище своих рук, его подбородок опустился на ее макушку.

Он хотел ее, он смог бы заполучить ее любым способом, но он поступил с ней не совсем честно. По крайней мере, он рискнет все исправить. Она медленно вынырнула из объятий сна, уткнувшись в его твердую грудь, словно ища утешения после приснившегося кошмара. Как человек мог понять потребности мужчины-карпатца в животном безумстве истинного брачного ритуала? На протяжении долгих лет он боялся немногих вещей, но больше всего он боялся увидеть себя ее невинными глазами.

По ее дыханию он сразу же определил тот момент, когда она полностью проснулась, а по ее внезапному напряжению — то, что она поняла, где находится и с кем. Он лишил ее невинности жестоко, почти отняв жизнь. Как она могла простить такое?

Рейвен закрыла глаза, отчаянно стараясь отделить реальность от фантазии, правду от вымысла. Ее тело стало чувствительным и болело в таких местах, о которых она даже не подозревала. Она чувствовала себя иначе, став более чувствительной. Прижимающееся к ней тело Михаила напоминало горячий мрамор, неподвижный и напористый, невыносимо чувственный. Она слышала скрипы и шорохи дома, стук веток за окном. Оттолкнувшись от твердой, как стена, груди Михаила, она попыталась отодвинуться.

Но он только крепче сжал руки, зарывшись лицом в ее волосы.

— Если ты можешь дотрагиваться до моего сознания, Рейвен, то знаешь, что я чувствую к тебе.

Его голос прозвучал хрипло и уязвимо. Вопреки своему желанию Рейвен почувствовала, как ее сердце перевернулось.

— Я не хочу, чтобы ты покидала меня, малышка. Найди в себе мужество остаться со мной. Может быть, я монстр. Больше я ничего не знаю, действительно не знаю. Единственное, в чем я нуждаюсь, — чтобы ты осталась со мной.

— Ты, наверное, заставил меня позабыть, — заметила она, сказав это больше для себя, чем для него.

Больше вопрос, чем утверждение. Он был диким, но она не могла сказать, что он причинил ей боль. Скорее, он взял ее к звездам.

— Я думал об этом, — с неохотой признался он, — но не хочу, чтобы это стояло между нами. Я сожалею, что не смог быть осторожнее, зная, что ты девственница.

В его голосе она услышала боль, которая эхом отозвалась в ее теле.

— Ты удостоверился, что я испытала наслаждение.

Экстаз, если сказать точнее. Крещение огнем, обмен душами. Он был диким и захватил ее вместе с собой в этот огненный шторм. И она снова хотела его, страстно желала его прикосновения, движений его сильного тела. Но он был опасен, очень, очень опасен. Теперь она это знала. Она знала, что он был другим, в нем что-то жило, что-то в большей степени животное, нежели человеческое.

— Михаил.

Рейвен толкнула его в грудь, твердую, как камень. Ей нужна была передышка, чтобы подумать, не ощущая тепла его кожи и настойчивых требований его тела.

— Не делай этого! — Он сказал это резко, отдавая приказ. — Не закрывайся от меня!

— Ты говоришь об обязательствах перед чем-то, что находится за пределами моего понимания... — Рейвен прикусила нижнюю губу. — Мой дом так далеко отсюда.