Дженнифер Рардин - Землю грызет мертвец Страница 24

— Тебе надо просто быть терпеливым…

— Надоело мне быть терпеливым! — выкрикнул Вайль в сторону воды, будто бросая вызов невидимому богу, который все эти годы играет в прятки с его детьми. Он опустил взгляд, повернулся ко мне. — Я хочу знать, где они. Хочу их видеть, с ними говорить, сказать все, что держу в сердце с тех пор, как они погибли. И Кассандра может для меня это сделать. Может меня с ними связать, если хотя бы попробует! Так что перестань ее опекать и пусть делает свою работу!

Теперь в его голосе слышались отчаяние, боль — и гнев. Отменно несправедливый.

— Кассандра не может вытащить видение из собственной задницы просто для твоего удовольствия. Но если ты будешь на нее давить, она тебя пошлет подальше. А нам она нужна, чтобы как следует выполнить задание, поэтому — прекрати.

Я тоже попыталась красиво уйти, но, наверное, на этом рынке монополию захватила Кассандра. Я споткнулась о жгут проводов, который Бергман протянул из фургона к ближайшей розетке, и чуть не хлопнулась носом вниз.

— Твою мать!

Забавно, как иногда можно все сказать короткой фразой. И еще забавно, что после этого мне стало намного лучше. Может, мне даже удастся поспать без эксцессов ближайшие восемь часов.

Не получилось. Провалявшись минут сорок пять на диване, который больше напоминал груду камней под слоем пакли, я принялась бродить по пустому фургону. Решив, что все пошли проверить, что это за аромат от соседского гриля, от которого слюнки текут, я последовала их примеру.

Бергман, Коул и Кассандра где-то спрятались, зато я нашла сидящего у пикникового стола своего братца, лакающего из глубокой тарелки жижу, которая могла когда-то быть мороженым. У меня сердце чуть не разорвалось, когда я его увидела таким печальным. И не помогало, что мы были окружены семьями отдыхающих, которые веселились, поедая жирную еду и катаясь на вертящихся, крутящихся и качающихся сооружениях, которые, судя по виду, могли в любой момент рассыпаться.

— Не могу поверить, что ее больше нет, — сказал Дэвид, когда я села рядом с ним. Я подождала, не бросится ли он на меня, обвиняя в смерти единственной женщины на свете, которую он любил. Каким-то извращенным поворотом настроения я ждала его ярости, зная, что мне будет лучше, если он на меня сорвется. И очень трудно мне было смотреть ему в глаза, не отворачиваясь. — Есть способ ее вернуть?

— Я не… нет, Дэвид. Нет такого способа.

— Зачем она на это пошла?

— Не думаю, чтобы у нее был выбор.

Но мы оба знали, что на самом деле это не так. Обращение невозможно совершить против воли.

Я посмотрела на собственные руки, лежащие на столе, и они сжались в кулаки. С каким-то странным чувством отстраненности я поняла, что никогда моя ненависть к Джесс не была так сильна, как сейчас.

Когда я подняла глаза, было темно. Дэйва не было, на его месте сидел Мэтт, и вид у него был голодный. И он хотел не мороженого.

— Танго? — спросил он меня, улыбнувшись своей ленивой, манящей улыбкой. Но клыки очень портили впечатление.

— Ты не вампир, — сказала я, впиваясь ногтями в ладонь, чтобы кулаком не сбить это выражение с его лица. Это была пародия на все, что у нас было, на все, чем были мы сами, на все, чем могли стать. — Тебя убил Айдин Стрейт. Помнишь, я видела, как улетала твоя душа?

— Что я могу сделать, если таким я тебе снюсь?

— Многое! — заорала я, хотя понимала, что он врет. — У тебя масса возможностей, сволочь и гад, и все они бьют по мне! Ты хоть секунду подумал перед тем, как обратиться?

Что такое? Я уже сама путаюсь. Вампир он или нет? Я посмотрела на него — и что-то разбилось у меня внутри.

— Я тебя ненавижу.

— Ты меня любишь, — улыбнулся он во весь рот.

— Ты меня оставил!

Он развел руками, посмотрел на себя, будто хотел сказать: «Какого ж черта я тогда тут делаю?»

— Ты меня понял! Это на самом деле не ты!

— Детка, не кипятись. Если бы мне нужно было переливание, ты бы мне его дала без вопросов. И так мы могли бы вечно быть вместе.

Меня начало трясти — так трудно было мне сдержать поток рыданий.

— Мой Мэтт никогда бы меня о таком не попросил.

Он перепрыгнул через стол, но я знала, что так и будет, и потому уже была на ногах, бежала сквозь густую толпу, направляющуюся тяжело и медленно туда, где хохотали компании подростков и молодые пары дымились романтикой. Не лучшее место решающего поединка.

Я метнулась с главной аллеи, между киосками с едой, через парковку «Крабового сарая Кристи», в глубь города. Вампирский запах Мэтта преследовал меня, напоминая, что убегать от него я могу только до тех пор, пока он это позволяет. А что дальше?

Ты знаешь, чего я хочу, прошептал в голове его голос. Я остановилась, встала на тротуаре спешащей улицы, окруженная офисными зданиями, а они глазели на меня темными окнами между ровно расставленных уличных фонарей, и окна были — как черные очки на непроницаемом полицейском. Конечно, теперь поняла. Мэтт хочет меня свести с ума.

Это цена, которую он возьмет с меня за то, что я допустила гибель Джесс и всей остальной команды. Он хорошо меня знал и понимал, что для меня безумие равносильно аду.

Гори, детка, гори, донесся его голос и расхохотался у меня в стучащей голове.

— Нет. Только не так.

Я посмотрела вдоль улицы — по ней неслись машины, миль на пятнадцать превышая ограничение скорости. Я шагнула вперед.

— Жасмин!

Я оглянулась. Сзади стоял Коул, отчаянно пытаясь схватить меня за руку. Боже мой, неужели Мэтт и за ним охотится?

Я покачнулась на краю тротуара — одна нога на мостовой, другая дрожит от усилия сохранить равновесие. Я протянула руку, и Коул вцепился в нее, рванул на себя так, что я покачнулась и упала. От соприкосновения колен с бетоном я проснулась окончательно.

Коул поднял меня на ноги. За спиной ревели проезжающие машины. Солнце палило голову, которую я тут же уронила Коулу на плечо.

Боже мой, только не опять то же самое!

— Жасмин, прости меня, — говорил Коул, поглаживая мне волосы. — Я только на секунду оставил фургон — пришла Китайская Мама обменять билеты, наше шоу на их шоу — помнишь, мы договаривались? И я отвлекся на ребенка.

Я бы тоже отвлеклась. Он почти такой же симпатичный, как И-Джей.

— Который час? — спросила я. Хотя на мне были часы, которые сделал Бергман, левая рука казалась тяжелой, как пушка.

— Почти два.

— Жуть до чего устала.

— Пойдем. — Он обнял меня за плечи и повел обратно. — Сейчас найду тебе что-нибудь преступно кофеинизированное.

Голова болела. А сердце… лучше в это не вдаваться.