Шлейф сандала - Анна (Нюша) Порохня Страница 24

Здесь стояли возы с хлебом, между которыми ходили продавцы пирожков, саек и остальной выпечки. Чуть поодаль находились садки с живыми стерлядями и осетрами. А в нескольких метрах огромные корзины с грибами распространяли ароматы леса.

Так как делать запасы было проблематично, я решила, что сделаю упор на продукты, которые хранятся и без холодильника. Картофель, лук, свёкла, морковь, масло подсолнечное, масло сливочное топленое, крупы, мука. Плюс ко всему, сахар, соль и, конечно же, чай.

Кроме этого мы купили яйца, соленое сало, большую утку и кринку сметаны.

Тяжелое в телегу таскали носильщики под присмотром Акулины, а мелочь я могла донести и сама. Когда все припасы были уложены, Селиван пошел на рынок и через полчаса вернулся с простой, но добротной напольной колыбелью. Ну вот, теперь все.

Вернувшись домой, я оставила слуг разгружать телегу, а сама быстренько переоделась в свое самое старое платье и пошла в парикмахерскую. Возле входа меня встретил Прошка и доложил:

- Тимофей Яковлевич уехали!

- Куда это? – я подергала дверь, но она оказалась запертой.

- Не знаю! Сказал, что вернутся поздно! – мальчишка подошел ближе и заглянул мне в глаза. – А что на обед у вас, Елена Федоровна?

- Приходи, узнаешь! – я взъерошила его и без того растрепанные волосы. – А ну-ка, проведи меня через другие двери.

- Зачем это?! – испугался Прошка. – Хотите опять щи спереть?

- Нет! – засмеялась я. – Помочь хочу дядюшке.

- Помочь? – он шмыгнул носом. – А как?

Я наклонилась и зашептала ему на ухо, рассказывая о своих планах.

- Тимофей Яковлевич обрадуется, наверное… - неуверенно произнес Прошка, а потом хитро поинтересовался: - А меня в помощники возьмете?

- Куда же я без тебя?!

Мальчик повел меня через заросли крапивы, росшие вокруг парикмахерской, ловко избегая ее жгучих «поцелуев». Вскоре мы оказались у открытой двери, возле которой сидел худой пес на цепи. У него выпирали ребра, живот высох так, что вместо него образовалась впадина. Одно ухо животного висело тряпочкой, а другое пока еще стояло.

- Господи, а это что?! – я взглянула в его глаза, полные безнадёги. – Прошка, что с собакой?!

- Да что ж… Елена Федоровна… Али сами не видите? – мальчик присел рядом с псом и прижался к нему. – Дядюшка ваш ежели даст Тузу корочку, и то хорошо… Я делюсь с ним, да разве много могу дать? Сам живу как попрошайка.

Я погладила пса по большой голове и сняла цепь, под которой шкура превратилась в один сплошной мозоль.

- Прошка, отведи Туза ко мне в дом и скажи, чтобы Селиван покормил его. Пусть пес там и остается, - приказала я, и Прошка радостно закивал.

- Хорошо, Еленочка Федоровна!

Я просто пылала гневом. Ну что за человек?! Неужели так жалко тарелку каши или щей?! Довести животное до такого состояния!

- Явишься, поговорим! – зло прошептала я, после чего пнула цепок и вошла в дверь. Моим планом было насильно осчастливить дядюшку, а еще наставить его на путь истинный.

Увидев меня, повариха закрыла собой котелки, в которых что-то булькало.

- Тимофея Яковлевича нетути!

- Да знаю я, знаю, - мне стало смешно, как эта тучная женщина защищала от меня еду хозяина. – Я по другому поводу.

- Чево? – она недоуменно уставилась на меня.

- Не чевокай, а то привыкнешь, - проворчала я, направляясь в парикмахерский зал. – Сейчас помогать мне будешь!

Вернулся Прошка, и мы втроем замерли посреди комнаты.

- Известь есть? – спросила я у поварихи, и та закивала.

- Имеется. Печь белю, Елена Федоровна, так что всегда держу в запасе. Тимофей Яковлевич страсть как не любят, когда печа в жиру да пятнах! Вот только, знаете, лишнюю работу я за бесплатно делать не нанималась!

Ишь ты… За «печей» он следит, а за парикмахерской нет! Скрудж!

- Тебя как зовут? – я обратила внимание на красные, огрубевшие руки женщины и догадалась, что она еще подрабатывает прачкой.

- Евдокия, - повариха улыбнулась. На ее упругих щеках, покрытых золотистым пушком, появились ямочки, моментально делая ее внешность милой.

- За работу, Евдокия. Не переживай, Тимофей Яковлевич заплатит. Можешь мне верить.

- Верю… верю… Я как увидела, что он щи отстоять не может, так и подумала: опудехался хозяин наш.

Слово, какое емкое. А главное в точку.

Сдвинув мебель и сняв зеркала, я полезла белить стены и потолок, а Прошка стоял рядом, держа ведерко с известью. Помещение было небольшим, поэтому справилась я быстро. После этого началась уборка. Мы вымыли зеркала, вычистили тумбочки, натерли воском, вымели все волосы, которые забились в углы, потому что никто и никогда в них не заглядывал. Полы выскоблили так, что они поменяли цвет. В парикмахерской сразу же запахло свежестью, как только мне удалось открыть окно, чтобы проветрить помещение. Я чуть ли не наполовину вылезла из него, с наслаждением вдыхая ароматный воздух без автомобильных выхлопов.

- М-м-м… - мои глаза непроизвольно закрылись. – Как же хорошо…

- Смотри-ка, Яковлевич себе новую работницу заимел, а долги отдавать и не думает! Хорошая, молоденькая! Видать, непробована еще! Ничего, пару монет паликмахеру спишем за девку-то!

Я почувствовала, как меня хватают за грудь, и вяло подумала о том, что кто-то имеет офигительную наглость и лишние руки. Пора начинать вести «Календарь Побоищ»… А что? Тема, однако…

Глава 19

Я открыла глаза и увидела перед собой две ухмыляющиеся рожи. Один из мужиков был в лихо заломленном картузе, замызганной рубахе, поверх которой красовался жилет, и в широких штанах, заправленных в сапоги. Его прилизанные волосы посредине разделял пробор, а тонкие усики, словно нарисовали головешкой. Его морда напоминала крысиную, он даже носом двигал так же, выставляя вперед два здоровенных желтых зуба.

Тот, что держал меня за грудь, был красномордым, с жидкой бороденкой и такими же зализанными редкими волосенками непонятного цвета.

- Ты чё, нюх потерял, олень? – спокойно поинтересовалась я, разглядывая их с легким презрением. – Давай, рассосались по окрестностям, пока я добрая.

Мужик руку убрал, но на его лице отразилось злобное недоумение. Он не совсем понял, что я сказала, но сам смысл, видимо, до его тупого кабачка все-таки дошел.

- Чего-о-о-о??? – шипящим голосом протянул он и оскалился, демонстрируя отсутствие переднего зуба. – Больно мудрено говоришь,