Та сторона - Теодор Картер Страница 25

9

Позже я узнал, что все примеры, которые я помогал решать сыну, оказались неверными и он рассказывал мне о своих успехах, чтобы поддержать меня. Он показал мне эти листы – на них сплошные каракули, не имеющие никакого смысла.

Меня направили к специалисту и прописали нужные таблетки. Сомнамбулизм и деменция. Если с первым все понятно, то второе застало меня врасплох. С этих пор я становился обузой своей семье. Меня поперли с работы и прописали кучу дорогостоящих лекарств. Все деньги, отложенные на Париж, ушли на мое лечение. Я был старым ребенком, которого не могли оставить только потому, что он что-то значит для своих близких. Бенджамин Баттон, который молодел, параллельно старея. Наблюдать за тем как член твоей семьи медленно сходит с ума и теряет связь с окружающим миром – это способен выдержать лишь самый стойкий.

Из-за пережитых трудностей Анна рано стала седой и наперекор отказывалась красить волосы. Смотреть на нее становилось больно, но не представляю, каково ей – на меня. Морщины изрывали наши лица, и кожа окончательно теряла упругость. Мы были молодыми стариками, все еще хранившими признаки молодости.

Я не понимал, действуют таблетки или нет, но чувствовал постоянную слабость и желание спать. Думать становилось сложнее, двигательные функции замедлялись. Тиканье секундной стрелки стало вечностью для меня. Казалось, прошла минута, а проходили годы. Зеркала по-прежнему вызывали страх, с которым я не мог совладать. Что-то чуждое смотрело на меня оттуда.

Каждый день происходили изменения в моем сознании. Сначала мои ноги превратились в щупальца, а голова – в бесформенное склизкое нечто. Я стал пиявкой, обнаглевшим паразитом, поедающим свою жертву медленно, не выдавая своего присутствия в пожираемом теле. Мне чудилось, будто жизнь вокруг меня кипит, бурлит и до жути наполнена чем-то невероятным, а там, где я – ничего невероятного нет. Из-за принимаемых таблеток мой язык немел, из-за чего я еще больше стал похож на умственно-отсталого. Меня спрашивали. А я бубнил. Бу-ля-ля-бу-мя.

Все вокруг – потускневшие фотографии на стене, сервизы посуды, мою одежду – я видел как в первый раз и с удивлением разглядывал. Моя голова не болела, но в ней всегда находился туман и соображать становилось трудно, да и нужно ли мне оно? Я бродил по дому безымянной дрянью, не имеющей ни силуэта, ни формы – дряблое тело, не способное самостоятельно вести хоть какую-нибудь форму деятельности.

Меня окружали тени голосов людей еще не живых и уже умерших. Засыпая, я переносился в детство, на старый исполосованный дорогами ковер. И вот мне снова пять, мои руки слабы, а рассудок недостаточно тверд для мудрости. Мне нравилась мысль о том, что я снова прочувствую на себе все разносторонние метаморфозы взросления, но кто я тогда такой? Сорокапятилетний мужчина, сошедший с ума, или ребенок, раздосадованный тем, что сломалась его любимая игрушка? Иногда я просил ее у Анны, а она тупо таращила глаза и по ее теряющим прелесть щекам стекали слезы. Я приходил в себя, восстанавливал способность но мыслить, но подобная потеря во времени полностью сбивала меня с толку.

Шло время, я уже не покидал кровати. Жизнь Тони давно перестала существовать как жизнь, а просто была сериалом. Когда я видел его новый раз, он был уже другим, а я все тем же. Словно в ускоренной видеосъемке я наблюдал за процессом сгибания спины моей жены. А я все лежал и лежал, и позже я окончательно потерял рассудок.

То был обычный день (день ли?), ничем непримечательный. Время тянуло свою привычную шарманку, и я упивался ее сытным звучанием. В моей голове перекручивались шестеренки, я просто чувствовал это! Чувствовал и слушал их монотонное гипнотизирующее щелканье. Ко мне подошла Анна, а рядом с ней стоял совсем незнакомый мужчина.

– Как ты? – спросила она так, словно говорит не с мужем, а с бездомной собакой.

У меня не было сил отвечать, но заинтересовавшись тем, что за мужчина стоит за ее спиной, я протянул свою руку и указал на него. Меня поразило то, какой стала моя рука. Кожа свисала, словно вымя постаревшей коровы, настолько иссохшее, что не морщины, а трещины покрывали ее. Тогда я задумался наконец, а сколько мне уже лет?

– Тони, подойди… – сказала Анна.

Высокий щетинистый мужчина подошел к моей кровати и я узнал в нем себя. Молодого красивого себя.

– Как ты себя чувствуешь, отец? – спросил он, наклонившись.

– Отец?

Они переглянулись и улыбка слегка подтаяла на их лицах.

– Это Тони – наш сыночек, дорогой, – сказала Анна.

Не в силах нести речь, я замотал головой, изредка поглядывая на него косым взглядом. Затем я постарался дышать ровнее, и мысли мои позволили открыть рот.

– Анна, – начал я. – У нас никогда не было детей…

– Пап, о чем ты?

Улыбка и вовсе исчезла с этой комнаты. Они смотрели на меня, жалея, как умирающего котенка, а я никак не мог понять, что это за мужчина стоит передо мной.

– Послушай меня, милый… – она придвинулась ко мне. – Я знаю, что тебе трудно это осознавать, но наш сын… Тони. Он скоро женится. Тебе нужно отдохнуть, не нужно думать… Полежи и попытайся расслабиться.

– Анна… Не шути так со мной. Мы всю жизнь провели с тобой только вдвоем, разве ты не помнишь?

– Помню, дорогой, помню. Но с нами всегда был наш сын. Наш маленький Тони…

– Я не знаю, что это за дьявол, но это кто угодно, вот только не мой сын! У нас никогда не было детей! Никогда! И не смей нести всю эту чушь, Анна!

– Тс-с, тише… – она упала ко мне на грудь, поглаживая ладонью по щеке, а я смотрел на этого мужчину и думал о только о том, как не стыдно такому здоровяку рыдать, словно маленькой девчонке. Он ушел и мы остались наедине. Я чувствовал, как ее хрупкое тело вздрагивало, как она пищала, и как же хотелось избавиться от нее!

– Все хорошо, милый, – тянула Анна, – все хорошо…

10

Странно осознавать свою неминуемую гибель и не быть способным принять решение или сделать умозаключение, подтолкнувшее тебя к определенному выводу. Анна показывала мне фотографии, и что странно –