Мэг Кэбот - Мир теней Страница 26

В общем, неважно. Я развернулась и пошла к гаражу. Где-то здесь должен был обретаться велосипед. В доме ведь трое парней, верно? Уж один-то велосипед обязан иметься.

Один я все-таки нашла. Велосипед был, ясное дело, для мальчишек: с дурацкой рамой и очень жестким и узким седлом. Но, кажется, в рабочем состоянии. По крайней мере, шины не спущены.

Дальше я подумала: итак, одетая в черное девчонка едет по улицам на велосипеде за полночь, что ей еще нужно?

Я подозревала, что вряд ли найду какую-нибудь отражающую ленту, поэтому подумала: велосипедный шлем мог бы послужить заменой. На стене гаража висел один такой шлем. Я опустила капюшон ветровки и быстро примерила находку. О да. Стильно и разумно в смысле безопасности, это по мне.

С тем я и покатила по подъездной дорожке. Ну, что вам сказать? Гравий не самая удобная для езды на велосипеде фигня, особенно если катиться под гору. А мне предстояла, как выяснилось, длинная дорога вниз, поскольку смотрящий на залив дом стоял вроде как на склоне холма. Спускаться с горы куда легче, чем взбираться на нее – я ни за что не смогла бы въехать на велосипеде вверх по склону и прекрасно представляла, как буду с трудом тащиться обратно домой, – но вот от спуска аж дух захватывало. Я имею в виду, что холм был такой крутой, дорога так петляла, а ночной воздух был такой холодный, что почти всю дорогу у меня замирало сердце и по щекам струились слезы от ветра. А эти рытвины…

Боже! Как же больно ударяло это дурацкое сиденье, когда я попадала в очередную рытвину.

Но спуск с горы еще не самое худшее. Очутившись у подножия холма, я угодила на перекресток. Это оказалось куда страшнее спуска, потому что там, несмотря на ночное время, ехали машины. Одна из них загудела на меня. Но я же не виновата, что неслась во весь опор, потому что катилась с горы и все такое, а если бы остановилась, то, наверно, перелетела бы через руль. Поэтому я продолжала ехать, по дороге едва избежав столкновения с грузовиком, и вот – одному Богу известно, как это у меня получилось, – я уже въезжала на школьную стоянку.

Ночью миссия выглядит иначе, чем днем. Во-первых, днем парковка всегда забита машинами учителей, учеников и туристов, посещающих церковь. Сейчас же стоянка пустовала, вокруг не было ни единой машины, и стояла такая тишина, что можно было услышать, как далеко-далеко волны набегают на Кармел-Бич.

Другое отличие состояло в том, что, наверное, ради туристов для подсветки некоторых частей здания, в частности купола – он был весь залит огнями – и переднего фасада церкви с огромным арочным проходом, здесь установили прожектора. С задней стороны здания, где я и припарковалась, было очень темно. Что меня вполне устраивало. Я припрятала велосипед за мусорным баком, оставив шлем болтаться на ручке руля, и пробралась к окну. Похоже, миссию построили тыщу лет тому назад, во времена, когда и слыхом не слыхивали о кондиционировании воздуха или центральном отоплении, так что домá возводили с очень толстыми стенами, чтобы сохранить прохладу летом и тепло зимой. Это означало, что все окна в миссии вдавались в стену почти на полметра, а с другой стороны кирпичная кладка еще на полметра уходила в комнату.

Я вскарабкалась на одну из таких оконных ниш и первым делом огляделась, не видит ли меня кто-нибудь. Но вокруг не было ни души, кроме парочки енотов, которые шныряли вокруг мусорного бака в поисках объедков. Тогда, приложив сложенные лодочками ладони по бокам лица, чтобы загородиться от лунного света, я заглянула внутрь.

Это оказался класс мистера Уолдена. В свете луны я видела его почерк на классной доске и большой постер с его любимым поэтом Бобом Диланом[41], висящий на стене.

Секунды хватило, чтобы высадить стекло в одном из окон, окруженных старинными железными рамами, сунуть руку внутрь и отодвинуть задвижку. Самое трудное в этом деле не разбить стекло и даже не пролезть рукой внутрь, минуя осколки. Главное – вытащить руку обратно и при этом, как водится, не порезаться. Я была в своих лучших перчатках в стиле охотников за привидениями[42] – толстых, черных, с резиновыми фиговинами на костяшках, – но прежде я все равно умудрялась порезать рукава и исцарапать руки.

На этот раз обошлось. Плюс ко всему, окно открывалось наружу, а не вверх и распахивалось достаточно, чтобы девушка моей комплекции смогла пролезть внутрь. Временами случалось, что я вламывалась в места, которые на поверку оказывались снабжены сигнализацией, – в результате я как-то совершила неудобную поездку на заднем сиденье машины, принадлежавшей одному из «бравых молодчиков Нью-Йорка»[43]. Слава Богу, миссия еще не обзавелась современной охранной сигнализацией. В общем-то, как оказалось, их система безопасности состояла из запертых дверей и окон да упования на божий промысел.

Что меня уж точно устраивало.

Оказавшись в классе мистера Уолдена, я тут же закрыла за собой окно. Нет смысла привлекать внимание тех, кому приспичит бродить по окрестностям, – если кому-то все-таки приспичит. Маневрировать между столами было легко, поскольку ярко светила луна. И когда я, открыв дверь, вышла в переход, то обнаружила, что и там фонарик мне не нужен. Внутренний двор был залит светом. Судя по всему, миссию из-за туристов закрывали очень поздно, потому что под карнизом перехода прятались большие желтые прожектора, которые были нацелены на всякие представлявшие интерес объекты: высоченную пальму с огромнейшим кустом гибискуса у основания ствола, фонтан, который работал, несмотря на то, что все уже было закрыто, и, разумеется, статую отца Серра. Один луч освещал его бронзовую голову, другой – лица индейских женщин у его ног.

Ужас какой-то. Хорошо, что отец Серра благополучно умер. У меня такое чувство, что эта статуя его совершенно смутила бы.

Переход пустовал, как и двор. Вокруг не было ни души. Я слышала только слабый плеск воды в фонтане и стрекотание сверчков где-то в саду. В действительности, здесь было как-то на удивление спокойно. Я имею в виду, что ни одна из моих прежних школ не действовала на меня так умиротворяюще. По крайней мере, эта школа производила такое впечатление, пока позади меня не раздался требовательный голос:

- Что тыздесь делаешь?

Я мигом обернулась. Это была она. Просто стояла, прислонившись к своему – простите, моему– шкафчику, и пристально глядела на меня, сложив руки на груди. Она была одета в темно-серые слаксы – премиленькие, между прочим, – и в серый кашемировый комплектик-двойку. На шее висело сборное жемчужное ожерелье: наверняка, когда она была жива, слепо обожавшие внучку бабушка и дедушка дарили ей по одной жемчужине на каждые Рождество и день рождения. На ногах ее красовались черные лаковые туфельки. Ее волосы, блестящие в желтом свете прожекторов так же ярко, как и туфли, выглядели гладкими и золотыми. Что ж, она была настоящей красоткой.