Безжалостный. Свидание со зверем (СИ) - Владимирова Анна Страница 26

— Какими последствиями? — сдвинула я брови. Откуда он знал?! — Отец нас бросил!

— А если нет? А если он, как и Рейн, не знал ничего?

— Мама не стала бы мне врать… — неуверенно возразила я.

— Понимаешь, — сурово начал он, — сказка о том, как тебя бросили — создает иллюзию, что не ты виноват, и всем становится тебя жаль. А вот другая история о том, что ты сбежала и обрекла ребенка на лишения и несчастливое детство — совсем по-другому звучит…

— Откуда ты знаешь? — сузила я глаза.

— Это моя работа, — с особенной горечью процедил он. Я тяжело сглотнула, всматриваясь в его лицо, но он отвел взгляд: — И да. Мне это тоже хорошо знакомо — бессилие что-то изменить. Не смотри на меня так.

— Ты странный. Когда я видела тебя впервые, тебе было плевать…

— И снова — это моя работа, — недовольно хмурился он. — Но, будь я на месте Рейна, я бы хотел, чтобы мне сказали правду. Он имеет право знать. И не тебе одной решать…

— Что решать?! — взвилась я. — В каком месте сломаться пополам, пытаясь никого не бросить?

— Он не такой хрупкий, как ты о нем думаешь, — усмехнулся Петр. — Он — такая заноза в моей заднице, что никому не пожелаешь. Даже сейчас, сломанный твой потерей, он опасен как никогда.

— И что он делает? — опустилась я медленно обратно.

— Ведет прежнее дело, — закатил Петр глаза.

— Он же занимался частными заказами…

— Одно другому не мешает.

Я пожала плечами, но он не отставал:

— Плохо другое — у Рейна не осталось предохранителей после того, как ты пропала.

Сегодняшний разговор был странным. Виммер ни разу не стремился наставить меня на путь истинный за это время. И уж тем более не вспоминал о Рейне.

— Предлагаешь мне объявиться? — Я хотела возмутиться, но вышло что-то совершенно противоположное. Мне бы хотелось… Но своими сомнениями я загнала себя в бутылочное горлышко вранья. Он меня не простит. — Что бы ты сделал, если бы был на его месте?

— Я не на его месте, — странно посмотрел он на меня. — Но чем дольше ты будешь тянуть, тем хуже будет вам обоим…

— Куда хуже? Я сбежала — раз. И ты мне потворствовал. И я не нашла в себе силы объявиться и сказать о ребенке — два. И снова ты промолчал. А теперь предлагаешь объявиться? Почему теперь? Не потому ли, что ты совершенствуешь механизмы манипулирования всеми подряд, и теперь я нужна тебе, чтобы отвлечь Рейна от дела?

— Слишком затратно, не находишь? — не впечатлился он, принимаясь за завтрак. — И, нет. Я всегда считал, что у каждого должны быть собственные ошибки. И мне простительно — у меня не было опыта воспитания собственных детей. Но вы оба заходите уже слишком далеко. Ты не можешь признаться, что не хочешь растить сына одна, и что тебе плохо без своего мужчины. А он думает, что ты мертва…

— Мертва? — опешила я, оседая на стуле. — Почему?

— Потому что, если бы не я, они с Хартом тебя бы нашли. Но Рейн уверен, что я такая сволочь, что не помог бы тебе. А, значит, помог кто-то другой… чтобы ликвидировать. Хорошая версия, — как ни в чем не бывало заключил он и с аппетитом прожевал очередной кусочек омлета.

Это последнее, что я увидела, прежде чем зажмуриться и положить голову на руки. Теперь я точно знала, что он не простит. Никто меня не убивал, только потворствовал чувству вины…

— Странно, что ты не прячешь меня еще надежней, — простонала я. — Ведь тебя он убьет первым…

Виммер только вздохнул и пожал плечами:

— Я в вас верю.

— Доброе утро, Петр, — послышалось сонное из спальни, и в кухню вошла Ким.

— Привет, — улыбнулся Виммер, повернув в ее сторону голову, а я снова смотрела на его искренние эмоции и не могла поверить, что этот мужчина здесь просто из-за работы. Черт возьми, что его сюда вело? — Как дела? Сегодня школы нет?

— Нету, — кивнула Ким и прошлепала к холодильнику. — Но у меня много планов.

— Правда?

— Да. Я хочу сделать презентацию для класса по политическому устройству мира. А еще моя очередь сегодня фотографировать интересные архитектурные решения Клоувенса. Мы каждую неделю выкладываем в школьном сообществе лучшие…

— Планы действительно серьезные, — расплылся в улыбке Виммер.

Но тут из спальни послышалось сонное кваканье.

— Я схожу, — оживилась Ким.

— Давай, ты позавтракаешь, — поднялась я.

— Успею! — и она убежала в спальню.

Виммер покачал головой и перевел удивленный взгляд на меня.

— Да, она очень старается, — прошептала я, надеясь, что за журчанием Рэна Ким не услышит. — Надо бы с ней поговорить…

— Да оставь — ей нужно быть благодарной, и это хорошо. Удивительный ребенок.

— Ты что-то сегодня непривычно активно вмешиваешься с критикой моих решений, — вздернула я бровь.

— Извини, — виновато улыбнулся он. — Омлет с базиликом был великолепен. А мне пора.

Он поднялся, вымыл руки… Этот ритуал я уже видела много раз. Сейчас он снимет пиджак, закатает рукава, уберет все за собой…

— У тебя дома, наверное, тошнотворно блестящая чистота, — не сдержала я шпильки, глядя, как он убирает тарелку на место.

— Ты видишь меня насквозь, — улыбнулся он, закрывая шкаф. Легко подхватил пиджак и направился к дверям: — Хорошего дня! Ким, пока!

— До свидания, — послышалось из спальни. И уже когда за Виммером закрылись двери, Ким вышла в гостиную: — Проснулся.

— Давай его, — поднялась я с улыбкой. Рэн нашел меня взглядом и заулыбался.

В такие моменты я забывала обо всем. Только стоило прижать к себе сына,  вспомнились слова Виммера. Я не думала, что Рейн может решить, что меня убили… Я надеялась, он поймет и со временем осознает, что нужен дочери. Более того, я была уверена, что все его чувства ко мне остынут — что значат каких то несколько дней вместе?

Похоже, я ошиблась и здесь.

Только мысль о том, что Виммер может увидеться с Рейном, пускала сердце вскачь. Петр будто ходит по незримой нити, которая все еще связывает нас с Рейном. Если они встретятся, то Петр может ему все рассказать — откуда мне знать, что у него на уме? И тогда придется отвечать за все.

Глава 2

Снова сон без снов…

Я открыл глаза, привычно не понимая, спал я вообще или нет. Боль как обычно проснулась со мной, затянулась узлом под ребрами, стягивая внутренности в комок. Раньше терпел, но какой смысл?

Я не мог с этим справиться. И больше не пытался. Протянул руку влево, нащупал пузырек, вскрыл одним движением и высыпал таблетку обезболивающего на стол. Краем глаза заметил, что мобильный пульсирует принятыми сообщениями… Потом. Сначала боль…

… Боль стала неотъемлемой частью существования — жизнью я назвать это не мог. Когда Энди сбежала, а потом исчезла, ее место заняла боль. Она тупо билась эхом по внутренностям, долбилась в виски или как сегодня — набрасывалась на грудную клетку, будто собиралась выдраться через нее к свету… Надеюсь, ей однажды удастся.

Губы скривились в усмешке — таблетка наполнила рот горькой слюной, а это значило, что скоро полегчает. Я повернул голову к окну, за которым из мутного пространства, затянутого туманом, проступали очертания города. Точно также в голове оживали смутные планы, обрывки эмоций… Я ничего не хотел. Никого больше не любил. Я был мертв. И все, что мне иногда снилось, это как я хватаю Энди там, у вертолета, сжимаю пальцы в ее волосах и ору ей в ухо, пытаясь перекричать ветер и шум винтов, что она ошиблась и что я не могу помочь дочери без нее. Но перекричать не могу. И она все равно прыгает в этот чертов вертолет…

Ни разу не осталась…

А я остался. Сначала думал, что ради семьи. Потом — ради мести. А потом понял, что я просто верю, что она жива. И что найду когда-нибудь. Но мертвые не воскресают.

Тяжело поднявшись, я уселся на диване и свесил голову. Мобильный завибрировал — пришлось среагировать. Звонила Эмма.