Цветок забвения - Мари Явь Страница 26

сказал, что именно случилось со мной, я восприняла это легкомысленно, и амнезия ничуть не помогала. Мне казалось, что после прикосновения Калеки у любого человека остаются на коже синяки. То, что он сделал со мной, должно было оставить шрамы. Поэтому, глядя на свои руки, я думала о том, что он оставил эти шрамы кому-то другому.

— К чёрту парад, ей там нечего делать. В этом городе вообще, — сказал Старец, и я очнулась.

— У тебя больше нет права голоса, — вернуло Дитя. — Уже не только потому, что ты преступник, но и потому что ты облажался.

— Мы облажались. Ты в этом тоже участвовал.

— Один я справился бы лучше.

Они не ладили, иллюстрируя всю суть отношений между отшельниками разных кланов. Если Калеки ненавидели Дев, то Старцы презирали Детей. И наоборот.

Вздохнув, я рассудила:

— Парад состоится в любом случае, я дала слово. — Услышав это, император самодовольно улыбнулся. — Но Старик будет участвовать в нём тоже. Пусть все знают, что среди твоих союзников есть и другие отшельники. Тебе придётся вернуть ему мечи, милосердное Дитя. — Теперь пришло время мужчины улыбаться. — Что же касается этой печати — мы выжили, это уже больше, чем я рассчитывала.

— Недостаточно, — тихо возразило Дитя.

— Нет, если ты всё-таки решил её прикончить, — согласился Старец, и уязвлённый император дал волю эмоциям.

— Тебя пугает именно это? Или что она предпочтёт меч твоим рукам? Ты ведь понимаешь, что после её криков не смеешь вновь предлагать свою помощь?

Он отвернулся, а я спросила:

— О чём речь?

— Старец считает, что одной печати с тебя недостаточно, и подумывает поставить свою собственную.

— Чёрт, теперь уже ты говоришь так, будто я сошёл с ума и собираюсь… — Мужчина осёкся. — По крайней мере, это куда безопаснее твоей затеи.

— Это ты так думаешь. Ты не можешь предсказать реакцию её тела на очередное клеймо.

— Расскажи, Старик, — попросила я, что не понравилось императору, но он смолчал.

— Когда два Старца вынуждены сражаться, они меряются не просто боевыми навыками, а уровнем своего мастерства. Чья печать окажется сильнее, тот и победит, — говоря, он даже не повернулся. — Печати Датэ на твоей сущности я могу противопоставить свою печать на твоей коже.

— На груди?

— На всём теле.

Не так давно он сказал, что подумает над тем, не поставить ли печать на мои доспехи, а теперь всерьёз собирался присвоить меня самым очевидным для Старца способом. Я заметила краем глаза, как улыбается Дитя, чувствуя мою злость.

— Я думала, что ты предложишь вновь вернуться в твой ящик, но нет, ты превзошёл сам себя и предложил нечто ещё более неприемлемое.

— Настолько неприемлемое, что ты всё-таки выбираешь ящик?

— Я запуталась. Разве выбор стоял не между тобой и мечом?

Он обернулся, давая понять, насколько эффективной оказалась угроза. Он собирался вернуть на место кляп, поэтому я поспешила слезть с кровати.

— Честное слово, я пыталась тебе довериться. Но всё, что ты делаешь пока — идёшь по той же дорожке, что и Калека.

— Когда ты так говоришь, я сильнее кого-либо хочу, чтобы к тебе вернулась память. Вот только не рассчитывай, что после этого тебе полегчает.

— Ого. Ты даже моё исцеление хочешь превратить в свою месть.

— Так же, как и ты. Даже исцеляя, ты меня убиваешь.

— Тем не менее, постарайся отдохнуть и привести себя в порядок до завтрашнего вечера, — попросила я, сама даже не думая расслабляться или прихорашиваться.

— Считаешь, мне хватит этого времени, чтобы стать достойным спутником Девы?

Похоже, это был тот самый сарказм, о котором он говорил в храме. Десять лет против одного дня? Он точно не справится.

— На тебя будут смотреть не как на моего спутника, а как на представителя твоего клана, Старик, — сказала я.

— Это многое скажет о моём клане, если уже не сказало. Я успел прославиться в этом городе так, как ни один парад прославить не сможет, так что к чёрту.

— Первое впечатление ты производить умеешь, мне ли не знать. Но мечи тебе вернут, только если ты направишь их на врагов императора. Покажи свою готовность сражаться с Датэ.

— Бряцая оружием за городскими стенами?

— Сколько презрения, Старец, — вмешалось Дитя. — А ведь тебя это должно больше остальных устраивать, всё-таки свою готовность сражаться с Датэ ты привык демонстрировать шлюхам в борделях.

— И благо в твоём городе их полно, — проговорил мужчина, поднимаясь с пола.

В этом что-то было.

Как объяснить? Он уходил, думая о других женщинах, когда всего в нескольких метрах от него стояла обнажённая Дева. Это оскорбляло, унижало настолько, что я поторопилась одеться и пообещала никогда больше не открываться перед ним. Чувство отверженности просто из-за того, что он повернулся ко мне спиной, было таким необъяснимо мучительным и вместе с тем знакомым.

— Подумай над этим, — попросило Дитя, когда он вышел. — Я нарушу запрет в любом случае. Я готов взять меч, чтобы убить Датэ, а чтобы спасти тебя — тем более. Это моё призвание. Уничтожить его и возродить тебя.

Без разницы. В тот момент меня не стоило даже уговаривать.

ГЛАВА 7

Когда мы встретились в следующий раз, перед самым церемониальным выездом, я поняла, что мою просьбу Старец проигнорировал. Он не отдыхал. И в порядок себя не привёл — на нём была всё та же повседневная одежда. Он только убрал колючесть с подбородка и скул. Я бы сказала, что так он стал выглядеть менее опасно, но нет, мечи на поясе компенсировали отсутствие щетины.

Когда он заметил меня и замер, явно не собираясь открывать рот в ближайшее время, нарушить неловкую тишину пришлось мне.

— Неважно выглядишь, Старик. Ты не стал прихорашиваться, потому что твой собственный парад уже состоялся?

— Мой… что?.. — Он смотрел на меня так, будто увидел впервые.

— То торжество, на котором ты рассыпаешь золото, чтобы женщины восхваляли твои сомнительные достоинства.

— А… У меня нет золота.

— Значит, ты применил какую-то запретную технику, их же у Старцев хоть отбавляй. — Я скрестила руки на груди, авторитетно заявляя: — Ни одна женщина добровольно не подойдёт к мужчине, тем более, если он без одежды.

— Да… Наверное.

Вместе с колючестью он потерял и свой яд, похоже.

— Тебе выпала большая честь участвовать в сегодняшнем торжестве, — вздохнула я, обезоруженная его покорностью. — Ты мог бы отнестись к этому более ответственно.

— Так, как ты, что ли? — Он провёл по лицу ладонью, сгоняя наваждение. — Увидев тебя, эти люди вообще забудут о войне.

— Парад и должен быть