Бабочки улетают в рай - Вероника Тутенко Страница 26

… Алиса показала пальчиком на балкон и засмеялась: «Сматли! Плилител!» Я посмотрела на балкон, но так и не увидела ангела, прилетевшего на радость Алисе, конечно же, под зонтом. Не сказать, чтобы я была очень уж разочарована. Я и не ожидала его увидеть. Но вспомнились слова Сэмми: «Ты тоже будешь видеть ангелов, как я».

Он способен научить и не такому. Я даже не сомневалась.

Он позвонил. Он существует.

Чудеса случаются всё чаще!

И ещё одно — моим проектом «Хватайте с неба звёзды» заинтересовались в издательстве и даже прислали уже договор.

НО…

(Проказница — Алиса!)

… прямо на обратной его стороне красовался написанный красной гуашью зайка под зонтом.

(Зачем я дала ребёнку гуашь и не спрятала документ подальше от детских глаз???)

Конечно, договор не подлежал теперь использованию по своему прямому назначению, однако это не уменьшило его художественной ценности.

Жирные мазки красной гуашью требовали соответствующего оформления, и у меня как раз имелась красная рамка для фотографий. Даю вам честное слово, если бы вы не знали, что кистью водила рука трехлетнего ребенка, то решили бы, что это творение какого-нибудь художника-авангардиста.

35.

— Скажу откровенно, Иалу, это глупая затея! — выпучил Джим глазищи с огромными белками. — В этом квартале никогда, НИКОГДА не примут белого. По-моему, первая идея, с небоскребом, гораздо лучше. Там множество офисов престижных компаний, а значит, это сразу поставит наш лазерный центр в один ряд с ними.

Джим напрасно взывал к логике Иалу.

— Внутренний Голос подсказывает мне, что надо создавать наш центр именно в этом квартале…

-Внутренний голос тебе лжет! Иногда мне кажется, Иалу, ты забываешь, где мы живём. Мы живём с тобой в Америке, Иалу, — Джим театрально поднял вверх руку, имитируя символ Америки и провозгласил. — Свобода, гомосексуализм, феминизм, расизм!

— Расизм?

— Расизм, Иалу. Расизм. Проснись, Иалу, посмотри вокруг. Ты давно спускался в метро? Американцы бояться невзначай произнести «чернокожий». А уж случайно толкнуть? Наступил в метро на ногу — и тебя обвиняют в расизме. А уж уволил с работы! И не важно, что он лентяй, алкоголик, и вообще два дня не появляется на работе. Если, конечно, он не белокожий. А если ему посчастливилось родиться афроамериканцем- не трожь! Так-то друг Иалу. Разве это не расизм? Белокожих лишают всяческих свобод, а ты говоришь «это лучшее место для нашего центра». Там тебе и шагу ступить не дадут, не то, что открывать какие-то центры, хорошо, если при этом вообще останешься жив.

— Ты хочешь сказать, что ты не со мной? — удивился Иалу.

— Уф! — Джим даже вытер со лба испарину от перспективы появиться в злополучном квартале. — Я говорю не о том. Свобода ваша окаменевшая, неестественная, трибунная, разве это на эффект и рассчитанная, как сама статуя Свободы. Только и слышишь на каждом шагу «свободу тем, свободу тем и этим свободу». А много ли знают любители помахать транспарантами на демонстрациях об истинной свободе? Свобода — это ветер, солнце и цветы, но много ли ты видел, мой бледнолицый брат, феминисток, которые выходят на центральные улицы города с криками: «Ветер, солнце и цветы — женщинам!»??? Об истинной свободе не кричат. О ней молчат. Скажи мне, например, бледнолицый брат Иалу, кто истинные хозяева Америки: разве не её коренные жители? — вопрос был задан исключительно для привлечения внимания к проблеме и не предполагал ответа. — Правильно, Иалу. Мы! Индейцы. И здесь должны были быть не уродливые каменные многоэтажные громадины, пронизывающие небо, а птицы, деревья, и бабочки. Вот скажи мне, Иалу, положа руку на сердце, много ты знаешь чернокожих врачей? То-то же! (Ответа снова не требовалось). Вот ты говоришь, лазерный центр. Высокие, — Джим поднял вверх указательный палец, протянув букву «о», технологии. — Всё вы, белые, любите большое и высокое. Высокие дома, высокие медицинские технологии. А не от высокого ли, я тебя спрашиваю, Иалу, все болезни цивилизации? Надо быть ближе к земле и лечиться тем, что дарит земля, поэтому лучшими врачами во все времена были и остаются индейцы, и никакие бумажки-дипломы нам не нужны.

Иалу смотрел на него с нескрываемым удивлением: он и не предполагал, что у его друга столько всего намешано в голове. Вероятно, дело всё-таки в крови, как ни банально. Сам он считает себя индейцем, однако за последние поколения, с тех пор, как его прадедушка по прозвищу Острый Коготь женился на бледнолицей прабабушке, а мама вышла замуж за папу — сына просто американки и афроамериканца, едва ли можно причислить их чадо к коренным краснокожим…

Джим выдохнул, как будто сошел с трибуны, закончив, наконец, сей монолог, хлопнул Иалу по плечу:

— Так и быть дружище, иду с тобой!

Внутренний голос не обманул Иалу.

Вопреки опасения Джима, в квартале их встретили вполне миролюбиво. Во всяком случае, с кастетами и пистолетами нападать никто не собирался.

— Эй, парень! — осмелев, окликнул Джим подростка в бейсболке. — Кто здесь у вас самый главный?

— Зачем он вам? — подросток громко хлопнул розовым пузырём жевательной резинки и тут же надул новый.

— Есть одно дело, — уклончиво ответил Джим.

— Самый главный здесь Рой, но никаких дел он с вами разбирать не будет, — снова хлопнув пузырём, уверенно замахал руками подросток.

— Почему не будет?

— Потому что у него дочь смертельно больна, — гордый своей осведомлённостью, торопливо сообщил подросток.

От неожиданности у Джима даже глаза полезли на лоб.

— А ну-ка веди нас, парень к нему, — протянул он подростку купюру. — А это тебе на жвачку.

Рой встретил молодых врачей, как ангелов, спустившихся с небес. Появление любого человека, носящего белый халат, сулило хоть призрачную, но надежду.

Но первая радость отца схлынула довольна быстро: молодые люди были слишком молоды, чтобы помочь его беде, перед которой отступили и хирурги с опытом и именем.

В доме пахло лекарствами, и царила та особая тишина, которая грозит вот-вот взорваться причитаниями и плачем. Рой старался не думать об этом, гнал беспощадные мысли прочь, как назойливых мух. С тех пор как погибла в автокатастрофе жена, Джессика — его единственная родная душа на этом свете…

Девушка была прекрасна, как шоколадная статуя, и даже казалось нелепым, что болезнь посмела коснуться такой красоты.

Чуть раскосые огромные глаза, джунгли восхитительных волос, лианами рассыпавшихся по постели — редчайшая чёрная жемчужина, достойная украсить царскую корону.

— Папа, у нас гости? — удивилась девушка и подняла голову на подушке.

Голос был слаб, а невидящий взгляд пытался нащупать очертания.

— Да, познакомься. Иалу и Джим — молодые нейрохирурги.

Девушка слабо