Любишь меня? Люби мою собаку! (СИ) - Таня Белозерцева Страница 26

Наутро разбудившая Гермиону эльфийка переодела и помогла помыться девочке, а потом перенесла в Большой Зал — завтракать. Гермиона начала потихоньку привыкать, когда какой-то гриффиндорский шестикурсник сильным ударом перевернул коляску со словами «расселась тут». На Большой Зал опустилась тишина. Казалось, замерли даже призраки, и только всхлипывания сильно ударившейся девочки нарушали тишину. Присутствовавшие в полном составе факультеты змеек и воронов посуровели лицами и как один двинулись к столу Гриффиндора. Гермиону подняли, усадили обратно в кресло, помогли приблизиться к столу, рядом, будто из воздуха, оказался Невилл, и казалось, что два факультета утешают отчаянно плачущую девочку. Шестикурсник убежать не успел… и ближайший месяц проведет в больничном крыле. Профессор МакГонагалл, не разобравшись, попыталась накричать на девочку, но ее встретил целый ряд угрожающе вскинутых палочек, и она сочла нужным удалиться.

Прослышавшие об утреннем происшествии преподаватели старались лишний раз не беспокоить Гермиону, спрашивая, только если она поднимала руку. Слава Мерлину, Зельеварение было только завтра. Везде сопровождаемая верной эльфийкой и Невиллом с Гарри, она не чувствовала себя одинокой и наслаждалась учебой. На удивление, Гарри также приналег на учебу. Рон же не появлялся, потому что ему пообещали сломать абсолютно все кости в организме, если он еще что-то скажет о Гермионе. Это было очень необычное ощущение.

Следующий день был бы калькой этого, если бы не ЗОТИ и Зельеварение. Гермиона отчаянно трусила ехать на Зельеварение, но ее, конечно же, никто не спрашивал. Как ни странно, профессор Снейп встретил ее до урока и приказал эльфийке перенести девочку в класс, где мягко и спокойно объяснил, что он ее лично кусать не будет и бояться его не надо. Это был какой-то другой профессор Снейп, как будто подмененный. Когда Гермиона рассказала это Гарри, он рассмеялся и сказал:

— Вот что сковорода животворящая делает-то.

Гермиона совершенно не поняла юмора и попросила объяснить, так она и узнала о прилетевшей в профессора Снейпа сковородке, пущенной тяжелой рукой тети Гарри, которую ту теперь называл «мама». Да, Зельеварение прошло мирно, ничего не взорвалось и не разрушилось, даже как-то скучно. Следующим же уроком был ЗОТИ. Учитывая текучку кадров, дети уже даже не спорили на тему, какой очередной неудачник магического мира достанется им в этот раз. Но вошел он! Знаменитый Грозный Глаз! Ни одной целой кости, без ноги, без глаза — он производил устрашающее впечатление. С самого начала лекции Грюм начал разговор о Непростительных заклятьях, демонстрируя их работу на пауках, тем самым приведя класс в состояние ступора, и только невинный вопрос Гермионы «А что если я сейчас мракоборцев вызову?» заставил его прекратить демонстрацию и отпустить детей на обед.

Так потянулись дни за днями, даря Гермионе почти потерянную уверенность в себе, радуя и печаля, в учебе и праздности. Гарри и Невилл, особенно Невилл, во всем поддерживали ее и всегда были рядом. Гарри чувствовал себя виноватым в том, что она в таком состоянии, а Невилл был просто счастлив быть рядом. Показали свои лица и факультеты. Лишь ее родной факультет позволял себе злые выходки над ней, и хотя виновный всегда оказывался в больничном крыле, но с самим фактом не поспоришь. Однако ни змейки, от кого больше всех ожидались пакости, ни барсуки, ни вороны не задевали Гермиону и старались общаться как обычно или — не замечать. Гермиона была бесконечно благодарна им за это. Так и летело время до появления гостей.

Часть четырнадцатая. Рыцарь Мохнатой Лапы

Минерва МакГонагалл не любила калек. Насмотрелась она на них в свое время, ещё когда была маленькой девочкой по прозвищу Мои Нервы. Так её называла мама. А маленькой Минни была в конце девятнадцатого века. То есть во времена расцвета пиратства и бродяжничества, насильного рекрутства и массового дезертирства. Кто-то может возразить, что все это начиналось гораздо раньше, в шестнадцатом-семнадцатом веках, но уверяю вас, и во времена детства Минни хватало бродяг и отщепенцев: строгали луки Робин Гуды, шныряли по подворотням карманники Смиты, пачками подкидывали на пороги Оливеров Твистов… И точно так же были переполнены Нью-Гейты, в которых чудачил стопятьсотый Лемюэль Гулливер. О Франкенштейнах я ничего не знаю, но, по-моему, они и в наше время не исчезли.

Так вот, приходя в воскресную школу при церкви, в которой служил её отец, пастор МакГонагалл, малышка Минни морщила свой симпатичный носик при виде и вони всевозможных ветеранов войны. Жуткие уроды без ног, рук, глаз и носов, они, раззявив беззубые черные провалы ртов, тянули к прохожим скрюченные культи, прося милостыню. Но те приобретали поразительную глухоту и слепоту, вдобавок вспоминали о забытых дома свечах и со всех ног спешили обойти калек по широкой дуге. Видя такое отношение, Минни и сама начала подстраиваться под окружающих.

А когда по коридорам Хогвартса заскрипели колеса инвалидной коляски, Минерва едва сдерживалась, чтобы не скривиться при виде Гермионы. Всё, что она могла, это поджать губы. Неужели никто не видит, что девчонка обречена? Пусть у неё и коляска, и друзей куча, но как человек, ячейка общества, Гермиона пропала, как человек она теперь ни на что не пригодна. Она не сможет выйти замуж и стать полноценной матерью. Короче и грубо говоря — Минерва похоронила Гермиону. Что ж, это её демоны… даже у дочки священника могут завестись свои тараканы. Простим её, ибо насмотрелась она дикого количества таких бедолаг и даже отрезала сколько-то гнилых конечностей, спасая остатки искалеченных тел от гангрены. И тихо ненавидела войны, плодящие новые армии инвалидов.

* * *

Сириусу, как ни странно, начинало нравиться такое положение. Перед отъездом в школу Гарри обстриг отросшую шерсть и заново подкрасил белые пятна и великолепный кау-дагуа продолжал украшать собой улицы, правда уже не лондонские, а его пригорода, Литтл Уингинга, и водили пса теперь на поводке Петунья и Вернон Дурсль. Да, вот такая грустная замена уехавшим мальчикам, разъехались по школам двуногие дети и остался им в утешение четвероногий лохматый ребёнок. Ну а Сириус, в свою очередь, тоже имел какую-никакую компанию в лице двух людей, дома-то всё равно не с кем поговорить — с Клювокрылом не побеседуешь, гиппогриф только моргает да рыгает, и клювом когти чистит. А Кикимер каждое предложение заканчивает вопросом — господин женится? Чего