Ларисса Йон - Обреченные любить Страница 27

— Что ты со мной сделал? Ты высосал мою жизненную силу? Богом клянусь, если ты меня обрюхатил…

— Не бойся, я не могу никого обрюхатить, пока не пройду полную фазу эсгенезиса. После этого меня должны бояться лишь другие демоны.

— Другие демоны-семинусы?

— Нет, в моем виде нет женских особей, — сказал он, бросив полотенце в корзину рядом с кроватью. Она выкинет его позже. Может быть, сожжет. — Мы должны осеменять другие виды. Потомки обычно мужского пола, обычно чистокровные демоны-семинусы, хотя иногда они могут унаследовать кое-какие черты своей матери.

Она стащила простыню, чтобы укрыться, потому что под его взглядом чувствовала себя подопытным кроликом. Кроме того, она дрожала словно осиновый лист.

— Например?

Он пожал плечами.

— Шейд, например, может стать практически невидимым. Рейт может развивать огромную скорость, еще ему нужно пить кровь, чтобы выжить. Я страдаю от повышенного чувства справедливости — именно того, чего не хватает моим братьям.

— А почему бы не оплодотворять людей? — Тайла не могла поверить, что задала такой вопрос, и хотя их связывало нечто большее, чем кружка пива, но если она будет больше знать, то сможет эффективнее убивать их.

— Потомками такого союза будут камбионы — полукровки, которые не могут иметь детей. Мы можем спариваться только с другими демонами, чтобы сохранять наш род от вымирания.

— И эти другие виды… не передумают давать вам потомство?

Под его внушительным весом, когда он вытянулся рядом с ней, жалобно скрипнула кровать. Он оказался так близко, что ей стало не по себе, как будто они были настоящими любовниками. Реальными любовниками, а не самой несовместимой парой, которую можно было придумать. Волк и кролик. Хищник и его жертва.

Она вздрогнула от собственных мыслей: они ведь оба хищники.

— Могут. Именно поэтому, когда завершается эсгенезис, мы можем трансформироваться в мужчину из любого другого мира.

— Значит, вы паразиты, которые обманывают женщин, чтобы они переспали с вами.

— В некоторой степени. Женщины не догадываются, с кем спят.

— А что происходит, когда на свет появляется малыш, который вовсе не похож на маму? — На сей раз ее вопрос никак не был связан с работой и происходил единственно из любопытства. Ей показалось интересным то, что демоны обманывают друг друга так же, как обманывают людей.

— Большая часть потомства от демона-семинуса погибает в считанные часы после рождения: малышей бросают, убивают или попросту съедают. — Она могла поклясться, что выражение его лица смягчилось от горечи момента, но он продолжил: — Меньше десяти процентов доживают до периода полового созревания.

Она вздрогнула.

— Жестоко. Поэтому так много твоих братьев погибло?

— Большая часть.

— А как насчет того, о котором ты рассказывал, который дожил до эсгенезиса? Что произошло с ним?

— Ему не выпал шанс погибнуть от чего-то обыденного, как, например, разъяренного самца другого вида, горящего желанием отомстить за свою соблазненную чужаком женщину. Роуга убил эгис.

Черт. Она должна была это предвидеть.

— Ой… я…

— Не надо, — мягко произнес он. — Не извиняйся, это ведь не ты сделала.

Она не была уверена, стоило ли принести свои соболезнования, но теперь была рада, что все-таки не стоило. Если бы он сказал, что ему жаль, когда она рассказывала ему о своей матери, она бы точно разозлилась. Да, смена темы разговора в данной ситуации — отличная идея.

— Твой брат сказал, что вы росли не вместе… так откуда ты знаешь, сколько именно у тебя братьев?

— Мы чувствуем друг друга. Знаем о каждом рождении, мы соединены невидимыми узами на протяжении всей жизни, и чувствуем, когда кто-нибудь умирает. — Он отвел взгляд. — И каждая смерть оставляет после себя пустоту.

Первое время. Ей было знакомо это чувство. После смерти матери в ее душе словно зияла огромная пропасть, а после смерти Джанет эта пропасть стала бездонной. Тай знала детей, которых постоянно избивали приемные родители, знала детей, которые просто жили на улице, ночуя в подвалах и брошенных домах, она видела, как Хранителей разрывают на части демоны, но никогда не позволяла себе грустить. Однако с Джанет все было по-другому. Все дело было в чувстве вины, которое испытывала Тайла. Ведь Джанет погибла из-за нее, и этого она не могла себе простить.

— Ты когда-нибудь видел своего отца? Настоящего отца?

— Его убили, когда мне было два года, сразу после рождения Рейта. — Она не хотела спрашивать, опасаясь, что и здесь будут замешаны эгисы, но он, угадав ее мысли, произнес. — Вампиры. Месть за то, что он сделал с матерью Рейта.

В этот раз ей не хотелось ничего уточнять, но процесс подсчета в ее мозгу уже был запущен… Эйдолон сказал, что у него более сорока братьев. Двадцать из них были старше его… его отец умер, когда Эйдолону было два года. Значит, около двадцати братьев появились в промежутке от его рождения до его двухлетия.

— Твои сородичи, похоже, очень плодовиты.

Он закинул руку за голову и уставился в потолок.

— Точно. Именно поэтому, когда эсгенезис завершается, до того как свяжем себя узами с единственной женщиной, мы должны оплодотворить как можно больше женщин. — Тембр его голоса стал более низким, и что-то подсказывало ей, что это его не обрадовало. — Мы можем думать только об этом. Но несмотря на все наши усилия, наш вид находится на грани вымирания.

— Да. Это плохо.

Он прищурился и так пристально посмотрел на Тайлу, что у нее перехватило дыхание.

— Поосторожнее, маленькая убийца. Мойры могут так потешиться над твоей судьбой, что ты даже представить себе не можешь.

Он сел, свесив ноги с кровати, и начал застегивать брюки. На его спине и плечах играли мышцы, и она любовалась ими, даже когда залезла под подушку и вытащила оттуда металлическую трубу — у нее был склад всевозможного оружия, но больше всего ей нравилось держать в руках тяжелый кусок этого металла.

Он был красив, чертовски красив. Поэтому сделать то, что она хотела, ей было намного труднее.

Она ударила его по голове. Труба загудела, и он рухнул на пол.

— Похоже, мойры решили повеселиться и над твоей судьбой, Хеллбой. — Она опустилась на пол. Ей даже стало его жаль, но она тут же подавила в себе это неуместное чувство и вычеркнула воспоминание о нем, как и о странном предоргазменном ощущении. — И судя по всему, они еще только начали.

Джем ворвалась в дом своих родителей в Верхнем Вест-Сайде в надежде, что тревога ложная. Но разбитая ваза с любимыми мамиными орхидеями и кровь на полу говорили обратное.