Лорел Гамильтон - Черная кровь Страница 28

Петерсон и охранник ждали нас, чтобы открыть дверь карточкой-ключом. Они подождали, пока мы зайдем в комнату. Я почти ждала, что они кинуться проверять, безопасно ли в номере, но они побороли в себе такой порыв. Неосмотрительно с их стороны.

— Спасибо, — сказала я.

Петерсон вручил мне свою визитку.

— Если у вас будут проблемы с прессой, звоните. На этой неделе здесь будет ад. Очень неудачно сложилось, что болезнь вашего друга совпала со всем этим. Губернатор очень серьезно настроен вам помочь и не забудет о вас.

— Я ценю все усилия, мистер Петерсон.

— Это моя работа, миз Блейк.

Я кивнула.

— Доброй ночи.

— Доброй ночи.

Я закрыла дверь, заперев ее, и дождалась щелчка верхнего замка. Я всегда тщательно запираюсь. Да, большинство тех, кто за мной охотился, могли совершенно спокойно пройти сквозь любую дверь, но никогда не знаешь, будет ли плохой парень человеком.

Я не ждала плохих парней этим вечером, но оружие было при мне. Но оно всегда со мной.

Джейсон прошел в ванную и закрыл дверь. Я услышала, как пошла вода. Я оставила бы его в покое, но я была голодна. Я постучалась.

Вода стихла.

— Да.

— Я хочу заказать еду в номер, ты что-нибудь хочешь?

— Я не хочу есть.

— Ты должен поесть, Джейсон. — Это была не просто необходимость в еде. Оборотни лучше контролируют себя, если их желудок полон. Один голод подпитывает другой, а если не покормить, обостряет.

— Мне ничего не хочется, Анита.

— Я знаю. — Я оперлась лбом о дверь. — Мне так жаль, Джейсон.

Я услышала, как он отпер дверь и развернулся так, чтобы открывая ее не задеть меня.

— О чем ты жалеешь?

— Думаю, твой отец и правда ужасен.

Он улыбнулся мне настолько горько, что у меня сердце защемило.

— Он был со мной таким всю мою жизнь. Я думал, что на смертном одре наступит для него тот момент, когда он сможет измениться, но я ошибся, да?

Я не знала, что сказать, кроме как:

— Я так не думаю.

— Ты ему все же понравилась. Это меня удивило.

— Почему?

— Ему нравится мама, вся такая мягкая и родная. Ему нравится Роберта, лучше из дочерей, потому что она всегда соглашается с ним. Но ему понравилась и ты, хоть ты с ним и не согласилась.

Я пожала плечами.

— Думаю, дело в моем нестандартном очаровании.

Он улыбнулся.

— Это сейчас так называется? — Он прошел мимо меня в комнату.

Я нахмурилась, провожая взглядом его спину.

— И что это должно значить?

— Это значит, что он касался твоих шрамов.

— Много людей они привлекают.

— Нет, не в этом дело. Многие их не замечают, кому-то они неприятны, но не очаровательны уж точно. Или же они пялятся и не могут отвернуться. Твои шрамы смущают людей, доставляют им неудобства.

— Я это игнорирую, — ответила я.

— Да, но они — твои шрамы, так что они беспокоят и тебя. Я всего лишь наблюдаю реакцию людей. — Он снял галстук и бросил его на пол.

Я пожала плечами.

— Я не знала, что тебе так интересно, как люди реагируют на мои шрамы.

Он улыбнулся мне, потом снял пиджак.

— Я люблю наблюдать за людьми, ты же знаешь.

— Все ликантропы делают это, я думаю, это так же, как лев наблюдает за стадом газелей. Ты ищешь самого слабого.

Он покачал головой и начал расстегивать рубашку.

— Мне всегда нравилось наблюдать за людьми, но тогда я еще собирался стать актером. Мы собираем привычки так же, как другие марки.

Я задумалась над этим.

— Думаю, в этом есть смысл.

— Ты надела каблуки, когда мы последний раз здесь были. Сними их.

Казалось, что с того момента уже прошло несколько дней. Я была полностью истощена всем этим семейным дерьмом, свидетелем которого я стала. Джейсон выглядел лучше, будто истерики в автомобиле вовсе не было. Было что-то у него в глубине глаз, но в целом он казался таким же, как обычно. Я знала, что это ложь, просто не может это все быть правдой. Это заставило меня задаться вопросом, как часто Джейсон прятал всю эту эмоциональную сумятицу в Сент-Луисе. Если так, то он все это время скрывал свои чувства.

— Что? — спросил он. Его рубашка была расстегнута спереди, оставались только французские манжеты, перетянутые запонками, которые надо было расстегнуть.

— Я просто задумалась, как часто ты это делал в Сент-Луисе.

— Что? — переспросил он.

— Притворялся, что все прекрасно, когда на самом деле все было не так.

Его голубые глаза стали серьезными, и часть напряжения выглянула в них на секунду. Потом он улыбнулся мне, и улыбка заполнила глаза.

— Я поем, если ты закажешь еду и на меня. — Он подошел ближе. И тут мне захотелось попятиться от него. Он ничего не сделал, правда. Выражение на его лице все еще было приятным. Но было что-то даже в том, как он стоял, что меня смущало.

— Я поем, потому что ты права, — сказал он, — я не обязан хотеть есть, пока я под этим, — он коснулся моего лица, — напряжением.

Одна лишь игра коников пальцев, заставила меня вздрогнуть. Я закрыла глаза, не уверенная, действительно ли их закрываю, чтобы не мешать ощущениям или для того, чтобы не видеть его лица. Его глаза теперь не улыбались. Они были наполнены чем-то взрослым, нематериальным и… смущающим.

Его рука скользнула вдоль моего подбородка, лаская лицо. Он поцеловал меня, на каблуках я была его немного выше. Отличие в росте было достаточно существенным, чтобы заставить меня открыть глаза. Внезапно я посмотрела на него с расстояния в несколько дюймов.

— Ты выглядишь пораженной, — заметил он мягко.

Я сглотнула, прежде чем смогла совладать с голосом, и проговорила странно хрипло:

— Я думаю, я и правда поражена.

— Чем? Мы и раньше целовались.

Я его смутила. Но я не могла подобрать слова… Я облизнула внезапно пересохшие губы.

— Я не знаю.

— Ты выглядишь почти… испуганной, — продолжил он почти шепотом.

Я отступила от него достаточно далеко, чтобы он не смог до меня дотянуться. Теперь было лучше.

Он опустил голову набок и посмотрел на меня:

— Ты возбуждена, — проговорил он, он казался удивленным.

Я подошла к небольшой кушетке в дальней стороне комнаты рядом со стулом. Я села и старалась на него не смотреть, пока снимала туфли и ставила их возле стула.

— Поговори со мной, Анита, — попросил он.

— Давай закажем еду, — сказала я.

Он подошел и встал на колени рядом со мной. Его рубашка все еще была застегнута только на манжетах. Рама ткани вокруг гладкой груди и мышц живота, которые напряглись, когда он опускался на колени.