Сердце Аспида: Жена поневоле (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas" Страница 28

Дамир как-то странно на меня смотрел. И в глазах его пламя нешуточное разгоралось. А от жара этого и меня охватывал жар.

Отвернулась, пряча смущение и залитые румянцем щёки.

— Тогда, — нарушил повисшую тишину Аспид, — ежели не против моей компании, я могу с тобой бывать, — сбивчиво бормотал, неуверенным тоном.

Я опешила от предложения: забыв о смущении, уставилась на мужа во все глаза:

— Здесь? — ресницами хлоп-хлоп, — наедине? — аж дурно от волнения стало.

— Могу в зал… отнести, — помрачнел Аспид.

— Нет, — рьяно головой замотала, — лучше я сама.

— Нельзя! — категорично отрезал Аспид. — Кость срастись должна. А для этого покой… Вот и буду оберегать твой покой и развлекать…

— Как? — с осторожностью уточнила. Аспид глазами на завтрак указал, да кивнул, мол, кушать надобно. Я понятливо тарелку придвинула.

— Ежели не ошибаюсь, тебе по нраву мои рассказы были о странствиях, людях, обычаях, нравах…

— О-очень, — опять сморгнула, забыв, что жевать надобно. Дамир миролюбивым кивком напомнил о том, и только моя челюсть заработала, продолжил:

— Вот и буду рассказывать и показывать…

Чуть не подавилась кашей, заторопилась, чтобы прожевать:

— Как показать?

— Книги, рисунки, свитки, много всяко-разного есть…

— Книги? — ушам не поверила. — Читать мне станешь? — с осторожничала.

— И читать буду. Да и сама себя займёшь.

— Так не учёная я, — погрустнела немного. — Аль ты меня… учить будешь? — совсем невероятным показалось.

Вроде не зазорно в том признаться, а вот получалось, что… стыдно. Так уж повелось — не принято у нас женщин грамоте учить. Бабское дело: дом, хозяйство, дети, муж.

— Меня батюшка по-тихому счёту учил, немного азбуки давал, руны показывал. Хотя читаю не шибко хорошо, но всё же… «Аз, буки, веди…» — на память первые буквы озвучила и замолчала, осознав, какой глупой Аспиду казалась.

— Посмотрим, как пойдёт, — хмуро отозвался Дамир и отступил:

— Завтракай, а я делом пока займусь. Потом, приду, обдумаем, что и как. А пока велю Татуа тебе таз с водой для умывания принести и ночник, — напоследок буркнул и был таков.

Я его так и провожала ошарашенными взглядом. Уж дверь захлопнулась, а я вслед глядела и не верила: ни глазам, ни ушам…

21.2

Дамир/Аспид

Ушёл, вернее выпинал себя из опочивальни Вольхи, потому что до отвращения к себе, рядом хотел остаться. Ох, и ненавидел я себя за пресмыкание это, чуждое моему нутру, и в то же время такое… сладкое, аж до истомы и скрипа на зубах.

Чего не хватало у ног девицы высиживать, но испытывал нечто непривычное. В чём путался, чего пугался, от чего отмахнуться желал и бежал, сломя голову.

Нежность… к девице, и дикое, почти человеческое чувство… вины что ли… За случившееся, а по словам Шануры, прислужница повела себя непростительно. И даже ежели не повинна в намеренном причинении вреда Вольхе, то ленью своей и высокомерием задевала других жильцов в крепости. А ей я таких прав не давал.

Строго на строго велел прислуживать, да помогать. А выходило, не она, а Вольха делами занималась: хозяйством, уборкой, в то время, как Вейта ленилась да красотой своей была озабочена.

Зеркало! Оно всему виной. Недаром о нём молвили, что ведьмовская вещь, способная душу любого извратить. Не поверил бы, ежели б своими глазами не видел, как Вейта найдя однажды эту поверхность, отражающую всё, что в неё попадало, так оторваться от неё и не смогла. Любую свободную минуту перед ним вертелась, собой любуясь.

И так кажется, и так пишется…

Да, красивая девка, никто не поспорил, вот только на деле — пустая красота у неё оказалась. Страсти внутри много, да… бесплодная эта страсть. А пустышка ничего породить толкового не сможет: ничего путного с такого самолюбования не появится. А любя лишь себя, невозможно осчастливить другого.

О том ведал, потому и не собирался её у себя надолго оставлять. Но никак не думал, что Вейта настолько себя потеряет, что забудет о человеческом, превратившись в зло-одержимую.

И ежели раньше она мне помогала временно ночи скоротать, согревая постель и заполняя мою пустоту своей, то с появлением Вольхи… пусть не сразу, но я осознал, что срок прислужницы в моей жизни подошёл к концу.

Вейта проклятиями бросалась, пока я ждал искреннего раскаяния.

Был готов отпустить как других… а я ведь никого не убивал просто так. Ежели девица себя показывала с лучшей стороны, я всегда ей применение находил. Место… с другим мужчиной, кто бы мог оценить по достоинству её любое качество: красоту, доброту, хозяйственной, услужливость. И отдавал не только девицу, но ещё и приданного сверху, дабы жизнь не с ничего начинала, и распорядилась даром по своему усмотрению. А как оно дальше выйдет — дело не моё, моё лишь было пристроить толково.

Можно было бы просто забвением обойтись, но Вейта этого не заслужила. Да, она была хороша для жизни в тепле, согрела бы ещё не одну мужскую душу, аль постель, но… Упрямо наговаривала на Вольху, упрекала меня, пыталась оправдать себя, ненавидела всех.

Отпусти я её, Аспид бы всё одно расправу учудил. Змия и забвение не устраивало, хотя его применяли ко всем, кто успевал видеть и вызнать больше, чем допускалось. Всего несколько капель моей крови, и у человека памяти кусок стирался. Так я любого заставлял меня забыть и то время, что он был у меня.

Но для Вейты Аспид уготовил другую судьбу. Без угрызений совести избавился от неё, оставляя все тайны в себе, ведь ОНА посмела причинить вред НАШЕЙ жене! Она посмела причинить вред избраннице АСПИДА! А этого никому не прощалось!

Теперь я чувствовал себя свободным.

Без страха вернулся к своей жизни, но вернулся к жене…

И вроде обговорили всё, но время тянулось. Я как мог себя занимал, чтобы не выглядеть нетерпеливым отроком, жаждущим компании девицы.

Глаза ей вроде не мозолил, но Татуа или Шануру до неё гонял. На их благо Вольха не у меня обустроилась на самом верху башни, а в своей комнатке.

Им на благо, мне на досаду.

Была бы у меня, не пришлось бы причину выискивать, дабы увидеться, а так…

— Татуа, в городе нужно ли что? — уточил у прислужника, не зная, чем себя ещё занять.

— Так вроде завтра собирались ехать, — замялся Татуа.

— Зачем на завтра откладывать то, что можно сегодня сделать? — поумничал я, сидя за столом и перебирая привезённые с последнего путешествия свитки. На мою удачу прислужник мимо проходил, вот я его и остановил.

— Господин, о нуждах это нужно у Шануры спросить, — проворчал прислужник. — Она обычно ведёт учёт и запись, — задумчиво заверил Татуа.

— Вот и спроси, — бросил я, опять погружаясь в чтение.

Отбыл в приподнятом настроении, — есть чем заняться, да время убить, — но уже расправив крылья, тяжко стало мне на душе. Сердце размеренно билось, но громко. Сам не свой… Словно кусок себя терял, оставляя Вольху одну. Наедине с её болью и одиночеством.

Потому торопился вернуться, особо ни с кем не общаясь в городе.

По списку прикупил, что было надобно, получил от старосты города пожелание, чего бы жителям хотелось со следующим кораблём получить и что мне заказать придётся. А когда воротился с покупками в крепость, чуть не оступился, на кухне Вольху застав.

Глава 22

Глава 22

Дамир/Аспид

Жена как увидала меня, испуганно подскочил со стула, да тотчас с болезненным шиком, обратно осела.

— М-м-м, — промычал: «Ты что», да вышло нечленораздельное, потому что был загружен настолько, что даже рот был занят… букетом, а его мне жена смотрителя города всучила со словами: «Супруге передайте, пусть скорее выздоравливает!

В общем, ежели на Аспида всё уместилось, то на земле… в облике человека — место сыскалось только в зубах.

— Здесь делаешь, — закончил уже внятней, когда Шанура расторопностью подивила и, пока Татуа поклажу забирал из моих рук, кухарка цветы из моего рта вытащила, и ни секунды не медля Вольхе вручила: