Здесь драконы не пролетали? (СИ) - Абалова Татьяна Геннадьевна "taty ana" Страница 28

В наших отношениях определенно что-то изменилось: мы оба прятали глаза и вздрагивали от каждого прикосновения. Эливентор глубокомысленно молчал, а я делала вид, что не вижу его нахальной ухмылки. Сидела перед ним, наглухо завернувшись в покрывало, и даже не чувствовала, поддерживает он меня как прежде, или я в любой момент могу свалиться.

События ночи никак не выходили из головы, поэтому я отважилась на разговор. Меня снедало любопытство, смешанное со страхом. Кто бы не побоялся узнать, что на самом деле думает о тебе человек? Поверил ли, что я ничего не помню, потому что на самом деле спала, или думает, раз он нечаянно позволил себе лишнего, то я тут же воспользовалась его слабостью?

Достаточно ровно обрезанные волосы открывали уши и шею, но непокорная челка с упорством надоедливой мухи падала на глаза, и Эливентору приходилось убирать ее рукой или встряхивать головой. Если бы не одежда, вернее, то, что от нее осталось, его можно было бы принять за москвича. Чуть было не сказала «обыкновенного». Нет, Эливентор не был обыкновенным. Пройдись он по улицам Москвы, девчонки посворачивали бы себе шеи.

Такую реакцию я наблюдала, прогуливаясь с Федором – он тоже относился к красавчикам, следящим за веяниями моды. В свете выявившихся фактов, что чужой мир предпочитает длинные волосы, его стрижка выглядела современно и к месту.

«Федя, Федя, Федя… Кто же ты на самом деле?»

– Эливентор, скажи, почему миффи Дельфия все время твердила, что я та самая?

– Ты и есть та самая. Даже не сомневайся. Мама же вышла к тебе.

Ох, Эливентор. Что же ты со мной делаешь? Взгляд из-под челки, вздернутые уголки губ, обрезанные по колено бриджи и босые ноги – второй сапог за ненадобностью остался под кроватью – я просто не могла равнодушно смотреть на эту прекрасную расхристанность и радовалась, что жесткое покрывало ограничивает обзор.

– А почему бабушка решила, что я твоя невеста? – последние слова дались нелегко. Честно говоря, я завидовала той девушке, что сделается женой муфа. Заботливый, неглупый, нежный. В нем присутствовал магнетизм, что мог свести с ума любую женщину. Я понимала юную Дарлину, когда та наматывала локон Эливентора на пальчик. На муфа хотелось смотреть. Все обмирало внутри, если его взгляд отвечал. Звук мягкого голоса порождал волну желания. Желания любить, принадлежать. Меня трясло от воспоминания, как его рука сжалась на моей груди.

Я невольно начала сравнивать двух своих мужчин. Да, я осознавала, что Эливентор «своим» был условно – всего лишь на время совместного похода, но видит бог, если бы я имела право оставить его рядом с собой и примирить двух таких разных людей, как Федор и он, я бы пошла на это. Они как свет и тьма, как огонь и лед – разные, но одинаково необходимые. Я пропадала в бездонных глазах Эливентора, но стоило зажмуриться, как видела Федора, и сердце рвалось к нему.

– Бабушка немного приукрасила истину, – муф досадливо поморщился.

Он с удовольствием избежал бы разговора, но ему некуда было деться. Мы вдвоем на одной лошади, а между нами расстояние толщиной в несколько слоев ткани. Я знала, Эливентор вынужден будет открыться, иначе я, сверля его взглядом, сверну себе шею. В коконе покрывала такой крутой поворот головы можно считать смертельным трюком.

– Не смотри на меня так, заработаешь косоглазие, – он все прекрасно понимал.

– Продолжай.

Вздохнув, он начал рассказывать то, чем делился не со всеми. Свидетельством тому был полный боли голос.

– Я тяжело перенес смерть матери. Замкнулся. Причем в обоих смыслах слова: душевно и физически – я перестал разговаривать и накрепко закрылся в своих покоях. Бабушка и отец уговаривали, стучали в двери руками и ногами, даже пробовали взломать их, но моя магия меня не подвела: я воздвиг вокруг себя купол, который не пропускал и частицу света. Хотел умереть, пусть даже от голода, лишь бы еще раз увидеть ее.

– И увидел? – я даже через одежду чувствовала, как гулко бьется его сердце.

– Да. Мама пришла на девятую ночь. Обхватила ладонями лицо, заставила посмотреть ей в глаза. Я тогда не понял, то ли она оставила капли росы на щеке, то ли я плакал.

Эливентор, переживая давнее событие, замолчал. А я, боясь спугнуть настрой на откровенность, перестала дышать.

– Она сказала, чтобы я не торопился к ней. Меня ждет встреча, которая все изменит. Я не мог не спросить, кто или что изменит мою жизнь, но мама ответила, что я пойму сам.

– И ты сразу понял, что это я? – я затаенно радовалась, что неведомый принц ждал моего появления, но в то же время меня мучило беспокойство, не осложнила ли я его жизнь, ведь кроме неприятностей, ничего не принесла. Ответ Эливентора охладил мой пыл.

– Нет. Мне каждая встреча казалась судьбоносной. Как, впрочем, и моей бабушке. Только она свято верила, что мама предрекала встречу с женщиной. Всякий раз я мысленно кричал: «Вот оно!», но быстро разочаровывался.

– Так было и с теми детьми, которых ты нашел?

– И с ними, и с многими другим людьми, кто нуждался в помощи.

Эливентор вдруг хмыкнул.

– Не знаю как, но в бабушкином воображении девушка, способная изменить мою судьбу, постепенно превратилась в избранницу, поэтому, как только мы появились на пороге, она заявила, что ты и есть та самая. Бабушка обманулась, потому что до того времени я ни разу не приводил женщину в дом. И тем более не сажал с собой на коня.

– А как же сорок шлюх?

Черная как смоль бровь медленно поползла вверх. Я проследила.

– Они бежали рядом. Как Дайко, – невозмутимо солгал Эливентор.

– Зачем же ты привел меня в свой дом и познакомил с бабушкой?

– Не привел бы, если бы знал, что она приехала. Я устал и не хотел тащиться в управу. Взявшаяся неизвестно откуда девица, без документов, в белье, что ни одна из жительниц королевства не наденет, но прекрасно говорящая на гелейском – это ли не повод для подозрения? Я думал запереть тебя в одной из комнат для служанок и после допроса определиться, что делать дальше, но бабушка все испортила.

– Испортила? – я не ожидала такой оценки вмешательства доброй старушки. Благодаря ее заблуждению, я получила все те блага, что полагались невесте, и провела ночь как самая настоящая леди в мягкой постели. Не то что нынешняя – бока до сих пор болят. И губы. Черт, что же я творила ночью?

– С королевой-матерью бесполезно спорить. Слышала бы ты, с каким фанатизмом она уверяла, что слово, взятое с умирающего, нерушимо. Мама непременно явится, если что-нибудь выяснит обо мне. «Из темноты проще смотреть на свет» – любила поговаривать бабушка, ожидая исполнения клятвы. А я не верил и посмеивался над ее фантазиями.

– А она оказалась права. Мне нравится твоя бабушка, правда, иногда она бывает слишком бесцеремонной.

– Вот и я махнул на нее рукой и не стал тебя запирать. Пусть бабушка поиграет в «невесты», раз ей так хочется. Куда ты денешься?

– Я вечером выходила прогуляться, – я призналась специально, чтобы показать, что могла и сбежать. – Никто меня не остановил.

– Я знаю. Мои люди были предупреждены и не дали бы тебе покинуть охраняемую территорию.

Тут я вспомнила о свидании Эливентора с Дарлиной. Если за мной следили, должны были донести, что я наблюдала, как они миловались.

– Ой. Совсем забыла, я же видела свидание двух голубков! Бедная девочка! Прямо не знаю, как она переживет, что теперь не сможет наматывать чьи-то локоны на пальчик.

Эливентор скрипнул зубами.

– Дарлина разумная девушка и знает, что длина волос не главное. Она будет хорошей женой. Ласковой, заботливой.

– А королева-мать уверена, что невеста я, иначе не отдала бы мне Ключ, – я даже немного расстроилась, что так быстро лишилась статуса избранницы. – И интересно, чей это жених сегодня ночью прижимался ко мне всем телом? А?

– Я не прижимался. Кровать узкая, а на полу спать холодно, – огрызнулся муф. – Запомни, ты для меня всего лишь нарушительница границы, которая под тяжестью обвинений вынуждена работать на мою страну.