Квирит - Alexander Agassiz Страница 28

части растения, а белый сок отливали в отдельные колбочки. Дальняя часть дома вся была заставлена разного рода растениями и цветами. Вьющиеся по холодным стенам плющи, гардении в волосах сыновей, а у закрытых комнат с эмблемами спален стояли горшки с маками. Над выходом из противоположной от сестёр части дома, была была картина трёх сыновей. Под буквами “Фа” был изображен круг, а части его разукрашены и поделены на символы камней, земли, воды и деревьев. Под буквой “М” — человек, а под буквами “Фо” — зверь. По выходу был прямой склон, где одна часть склона была отделена тьмой, а вторая светом. На полу, под светлой стороной лежали друг на друге ряды колбочек с соком. На тёмной части были закрашены мелом множество имён, а на светлой стороны имена были незакрашенные. Между ними висела таблица с числами, а в самом низу гимн на греческом языке, украшенный виньетками:

Ὕπνε, ἄναξ μακάρων πάντων, θνητῶν τ’ ἀνθρώπων,

καὶ πάντων ζώων, ὁπόσα τρέφει εὐρεῖα χθών·

πάντων γὰρ κρατέεις μοῦνος, καὶ πᾶσι προσέρχῃ,

σώματα δεσμεύων ἐν ἀχαλκεύτοισι πέδῃσιν.

λυσιμέριμνε, κόπων ἡδεῖαν ἔχων ἀνάπαυσιν,

καὶ πάσης λύπης ἱερὸν παραμύθιον ἔρδων….

Вспоминая текст на греческом языке он в какой то момент затормозил свой ход повествования и спросил римлянина:

— Аааа… ты поди греческий и не знаешь? Брат сказал, что с тобой только на латыни можно общаться. Нам пришлось учить её уже после смерти. Влияние рима велико и даже аид приспосабливается. А если я хочу дать бой богам, то в мире живых нужно балакать на вашем, чтобы добиться широко успеха… Когдла я последний раз был тут, слышал, что гречишками и презренными греками нас называете? — он произнёс скрипом и ещё большим раздражением, принебрижительно цокая языком о зубы и осматривая центуриона

— Подобные оскорбления ни один образованный римлянин терпеть не может! Греческая поэзия, культура и мысль за долкие века стали частью римского общества, а греческие учителя до сих пор у нас в приоритете.

— Как и греческие рабы?

Скелет сидел рядом с братом, подперев череп руками и наблюдал за общением. Сам он молчал, но часто задерживал свой взгляд на брате и рассматривал его сверху до низу.

— К сожалению…но рабы имеют возможности стать свободными и все люди должны быть равны. Вне зависимости от сословия. А само рабство…это та тема, от которой нужно постепенно отказываться и надеяться на гениев империи, которые смогут освободить людей и поставить на их место машины и технологии!

— Хах, а в тебе есть огонь широкой мысли…ладно, переведу я часть гимна, что помню:

“О Гипнос, прекратитель забот, от невзгод

избавляющий сладко,

Всякому горю несущий святое свое

утешенье,

Страх перед смертью спасительно

ты от души удаляешь

Единокровный ведь брат ты и Лете,

и Танатосу-смерти…”

— После пещеры Гипноса, следуя по течению реки, я взобрался на склон, где ниже вдали, на перекрёстке увидел большую очередь из множества душ и Эака со связкой ключей. Он издавал законы для теней и его приглашали решать серьёзные споры между подземными богами. Эак был один и судил души без устали. Радамант и Мионс в этот раз судили в других частях царства. Перед тем, как вынести решение душе он внимательно смотрел на табличку прибитую к дереву и что то сверял с ней. С высоты было видно, что по его решению одни души отправлялись к реке Ахеронт и всходили на ладьи, которые ждали заполнения. Куда бы душа не направлялась, к её спине крепили непонятную дощечку. Река разветвлялась на два направления и я застал случай, когда осуждённые плыли к озеру. Там они обитают и, очищаяются от провинностей, какие кто совершал при жизни, несут наказания и получают освобождение от вины — каждый по заслугам. Тех, кого по тяжести преступлений сочтут неисправимыми, берут под руки девушки и неизвергают в Тартар или кинут в пламенную реку Пирфлегетонт. Прямо с борта коробля в реку, а течение, словно оно было разумным, уносило их в нужном направлении. Все боялись, что Эак вынесет такое решение. Когда ладья оказывалась близ берегов озера Ахерусиады, души беснуются по палубе, вытягивают руки за борт, кричат и зовут, одни — тех, кого убили, другие — тех, кому нанесли обиду, и молят, заклинают, чтобы они позволили им выйти к озеру и приняли их. И если те склонятся на их мольбы, они выходят, и бедствиям их настает конец, а если нет — их снова уносит в Тартар, а оттуда — в реки, и так они страдают до тех пор, пока не вымолят прощения у своих жертв: в этом состоит их кара, назначенная судом. Я видел всё этого в абсолютной тишине, но те, кто прежде рассказывали мне об этом непосредственно были там. В принципе, в аиде Капаней мнооого узнал деталей об устройстве мира. Души с таким опытом были бы ценными солдатами в армии против божеств… — Брат немного задумался, отвёл голову в сторону, но вскоре продолжил:

— Наконец те, о ком решат, что они прожили жизнь особенно мудро, их освобождают и избавляют от заключения в земных недрах. Они приходят в страну вышней чистоты, и там поселяются. Такие души должны быть слишком разнежены и никакого сопротивления богам не окажут.

— А почему ты так много говоришь о борьбе с богами?

Капанея был ошеломлён подобным вопросом и казалось, что никто у него не спрашивал этого уже очень долгое время. Сперва он даже не знал как ответить. Его рот то открывался и он произносил первые буквы, то закрывался, а язык задумчиво бегал по зубам.

— Кхм…вопрос казалось бы очевидный…Но ничего страшного. Я тебе расскажу о мерзком орле под облаками. У нас с братом была сестра, которую похител Зевс. Наша семья и без того находилась в трудном положении, а когда на твоих глазах, у реки, к прекрасной сестре подлетает мерзкая птица размером с человека и пытается приставать, а потом и вовсе унести сестру — тут нет сомнений в том, кто это был. Ещё бы чуть чуть и я бы разрубил это животное и мы бы отведали жареного мяса, но взмахом крыльев он поднял такой ветер, что отбросил меня, а сам улетел с нашей сестрой. Напоминание об этом дне всегда со мной… — Мужчина выдержал небольшую паузу в своём повествовании, потирая подушечкой большого большого пальца шрам на губе- Никогда больше мы её не видели и даже ничего о ней не слышали. Отец мне не верил,