О пауках и собаках - Алиса Рудницкая Страница 28

Если под ногами Эйнара стелился белый ковер, то над головой, словно нанизанные на нить бусины, светились алые шары. С каждым шагом один из них гас, символизируя прекращение кровавой войны, что когда-то было сделано родом Телламонов. Эту часть, что менялась в зависимости от семьи из которой жених – Авель сам придумал, находя в таком символе особую иронию.

Эйнар шел, медленно и плавно. Сирены в клетках, синекосые, с потрескавшейся чушуей, покалеченные изнутри и оттого безопасные, послушно пели – монотонно и хрипло, словно морской прибой. Прежде чем добраться до Владычицы Эйнару необходимо было пройти испытания – условные. Поймать и отрезать голову рыбе из чана в руках слуги – да так, чтобы не пролить ни капли воды. Спалить пучок ремейских трав, выбрать из горсти обычных камней руду, оборвать ягоды с рябиновой грозди... еще десяток традиционных для простого нортейлского народа мелочей. Маленькие трофеи в дар Владычице. Каждый жест – и Эйнара, и незаметных слуг –  уже давно отрепетирован, и, несмотря на дикарскую простоту действий, все выглядело так... культурно. Красиво.

В этом контрасте варварства и утонченности была своеобразная прелесть. В этом был весь Нортейл.

За семь шагов до трона Эйнар имел право впечатлить Владычицу. Им пользовались редко, но Эйнар ведь маг и нельзя не продемонстрировать это. Пусть практически весь его дар сосредоточен на артефакторике, но еще он неплохо управлялся со льдом.

Изящный оборот, полутанец, взмах руками и хлопок – ненужные, пафосные жесты – магия шла изнутри. Весь внутренний дворец покрылся тонкой корочкой льда – сверкающей, узорной. Двор словно в мгновение ока  переместился в замок снежной принцессы из сказок, сиял чистотой как никогда прежде.

Восторженные вздохи приятно грели душу. Необходимость контролировать  такие силы чуть ли не лишала сознания. Эйнар развеял чары всего лишь через полминуты, и то, несмотря на артефакт спрятанный за щекой, почувствовал себя изрядно измотанным.

Уже почти все.

Все трофеи складывались в корзину, что нес рядом незаметный слуга в серой хламиде, и когда Эйнар добрался до высокого трона Владычицы, то взял эту корзину в свои руки, преподнес с поклоном. Поставил у изножья и только тогда осмелился посмотреть на Соллит лей Холт.

Девочка прекрасна – в пышном многослойном синем платье, юбка которого длиннее, чем сама Соллит. Все ее тело обвивали длинные нити бус – алых и белых, лицо подкрашено, словно маска. Маленькая Владычица выглядела богатой куклой. Но у кукол не блестят так глаза и щеки не покрываются румянцем, заметным даже сквозь слой пудры.

Как и положено, были произнесены взаимные приветствия – витиеватые, бессмысленные. Были заданы вопросы – о здоровье, о доме, о любви к Нортейлу. Потом, не без помощи слуг, Соллит встала. Платье синей лужой растеклось вокруг и нужно было пройти круг в танце, чтобы не наступить на длинный подол. Эйнару это удалось.

И лишь тогда, под дружное и заунывное пение гостей и несчастных сирен,  жениху и невесте было позволено отправиться в покои Владычицы, уединиться на целый час. Просто для беседы, разумеется, первой и последней до самой свадьбы.

Комната оказалась просторной и скромной. Девственно чистой.

Белый – много, много белого: мягкий ковер, строгая мебель из окрашенного дерева, бесчисленные ткани, драпирующие ее и огромные окна с выходом на балкон. И лишь пара ярких пятен: синий  – цветы в вазах, колокольчики, аквилегия, люпины... и алый – редкая вышивка и декоративные камешки на полках книжного шкафа.

Эйнар, сохраняя на лице смиренное вострожение куклой-невестой, молча ждал пока она пройдет в глубь комнаты, застынет в напряжении у окна, прямо в лучах заходящего солнца. Затем, неосознанным легким взмахом руки, зажжет магический шар и разгонит вечерний полумрак ослепительно-белым светом. По правилам первой должна заговорить Соллит, но она все смущалась, никак не решалась избавиться от этой маски маленькой Владычицы.

Эйнару было любопытно, Эйнар жалел и ее, и себя, но привычного отвращения он не чувствовал. Если он затянет обучение в Академии, то по возвращению Соллит уже будет очаровательной юной девушкой –  Эйнару всего-то надо, чтобы к той поре она сохранила свои чувства к нему. А для этого все уже готово.

– Вам, должно быть, было неловко... Эйнар – переборола она смущение глупым вопросом и сразу же поспешила оправдаться: – Я.. я на самом деле не люблю все эти ритуалы, и, слышала, вы тоже...

Люди Эйнара ничего подобного Соллит на ухо не шептали, значит дядина работа – сделать из него скромного мальчика. Самому Эйнару всегда казалось, что иногда проявляющееся высокомерие – единственная эмоция, что он не может контролировать, и он с большей охотой утрировал эту черту своего характера, чем какую-то несуществующую скромность.

– Это всего лишь дань традициям... которую моя госпожа и ее Мудрейший  Совет могут использовать с толком, –  нейтрально ответил Эйнар, как правильный жених. И, словно в порыве искренности, добавил: – Но да, я не люблю... не люблю, когда меня используют, как послушную марионетку.

Такие переживания Соллит лей Холт понимала очень хорошо.

– Мне говорили, ваш дядя приложил много усилий, чтобы устроить наш брак.

– Вы этим так разочарованы, моя госпожа?

– Нет, нет, – чуть ли не испуганно замотала она головой. – Просто... я не ожидала, что это произойдет так скоро.

– Так скоро? Я вынужден покинуть Нортейл не на один год.

– И все же наши судьбы уже связаны сейчас...

– И это единственное, что будет согревать меня вдали от дома.

Эйнар считал себя красивым и пользовался этим, но вот сейчас ему даже стало неловко от зачарованного взгляда ребенка.  С ней, с его малышкой Соллит, и не нужно исхитряться в беседах – она уже давно была очарована им...

– Вы так прекрасны, моя госпожа, – Эйнар, будто не сдержав порыв, коснулся ее руки и сразу же отпрянул – запрещено. Но свидетелей не было, да и на самом деле, многие из предшественниц Соллит, женщины взрослые и опытные, пользовались моментом, чтобы познать будущего мужа во всех смыслах.

– Наверное... нам нужно поговорить о делах государственной важности, – девочка попыталась взять себя в руки, вспомнила, о наставлениях старших. Но сердце ее колотилось так громко,