Мари Руткоски - Преступление победителя Страница 29

Делия пожала плечами.

— Все как обычно. Заказы на новое платье. Незначительные починки. Жалобы на то, что в шкафы проникли вредители и поедают ткани. И так далее.

Лицо Делии все еще сохраняло прежнее выражение, и Арину захотелось оправдаться, сказать, что Делия должна следить за Кестрел лишь потому, что дочь генерала что-то задумала, что испорченное платье — доказательство чего-то, что он пока не знает, но должен узнать. Ведь Кестрел обладала талантом запускать пальцы в чьи-нибудь замыслы, иногда тянуть за ниточки, порой оттягивать концы и наконец узнавать что-то, о чем ей знать не следовало.

Арин хотел убедить ее в том, что если какая-то тайна касается Кестрел, то она касается и императора, а это имеет отношение к Герану. Поэтому он просит Делию о помощи. Ради своей страны. И только ради этого.

Не из-за его беспокойства за Кестрел.

Не из-за любви.

Не потому, что описание того платье заставило Арина представить все возможное, что могло случиться с Кестрел, пока она была в нем, или что она могла попытаться сделать.

В конце концов, он так ничего и не сказал и молча повернулся к выходу из мастерской.

— Ты ей небезразличен, — внезапно сказала Делия. — Я знаю.

Ее слова была столь неправдоподобны, что прозвучали жестокой шуткой.

Арин рассмеялся.

* * *

Разум Арина помутился. Возможно, поэтому он не заметил, что в коридорах стало темно. Из всех ламп горела, разбрызгивая масло, только одна.

Арин шел куда глаза глядят. Он думал вернуться в свои комнаты, но оказался совсем в другом крыле. Он обнаружил себя в заброшенной части дворца, где на стенах висели потрепанные гобелены, которые, насколько он мог рассмотреть, восславляли валорианские завоевания столетней давности. Геран тогда находился на пике расцвета, а Валория представляла собой крохотную страну, немытые воины которой так любили вид крови, что ранили ради этого самих себя.

Гобелены были грубыми. В другое время это могло бы позабавить Арина — то, насколько плохо валорианцы умели творить красоту. Они крали ее. Отбирали у других. Но им никогда не удавалось создать что-то самим.

Однако тут ему на ум пришло воспоминание о том, как подпрыгивали над клавишами рояля пальцы Кестрел и снова опускались, бросались в дикий пляс. Этот образ привел за собой раздумья об испорченном платье, и Арин решительным шагом направился дальше, вглубь темного коридора, будто мог таким образом бежать от своих мыслей. В конце коридора его встретила глухая стена.

Выругавшись, Арин поднял взгляд на резные завитки деревянного потолка, надеясь, что он не оскорбил бога заблудившихся. Он сосредоточил свое внимание на узорах и заметил странную прямую линию, пересекающую завитки. Сузив глаза, он всмотрелся в потолок в свете умирающей лампы. Металл. Поперек потолка проходил металлический прут. Хотя нет, не совсем поперек. Он был частью потолка.

Мысли о том, что бы это могло быть, отвлекли Арина, и он не заметил, как ему за спину скользнула тень.

Он услышал металлический лязг. Металлическая полоса показалась полностью — железная решетка, до сих пор скрытая в щели потолка, рухнула вниз.

Она встретилась с каменным полом и заперла Арина в тупике.

Хоть он уже почти обернулся, а в его жилах и мозгу забурлил адреналин, он не увидел, как тень позади него обрела плоть. Он не увидел лица.

Воздух всколыхнулся. Арина отбросило на решетку, и перед глазами у него потемнело.

Глава 14

Арин лежал на каменном полу. Его шея болела, потому что была неестественно вывернута, а голова лежала на чем-то холодном и твердом. Через несколько смазанных секунд он вспомнил о решетке, а затем о засаде.

Он не шевелился и не открывал глаз. Должно быть, он был без сознания совсем недолго — чьи-то руки ощупывали его в поисках оружия. Арин не носил на бедре кинжала. Это было слишком по-валориански. Но из его сапога извлекли нож. Нападающий встал коленями ему на грудь. Тяжелый. Из Арина выдавило воздух.

В голове у него пульсировало. Ему едва удавалось сдерживать рвоту.

Тяжесть на его груди сместилась.

— Давай-ка сделаем из тебя красавчика, — сказал мужчина и приложил кончик лезвия к губам Арина.

Кулак Арина взметнулся и врезался в кость. Арин столкнул с себя мужчину. Полностью в сознании, он поднялся на ноги. Больше он не будет валяться на полу.

Нападающий оправился от удара Арина. Лампа осветила его волосы. Мужчина был блондином. Валорианец. Одет в черную военную форму.

И хорошо вооружен. В каждой руке он держал по ножу, а на поясе у него висел короткий меч. Один из его ножей принадлежал Арину.

Арину придется вернуть его обратно.

Он по-прежнему находился в невыгодной позиции — между мужчиной и решеткой. Нападающий взмахнул рукой, в которой был зажат нож Арина, и Арин пригнулся. Нож, разбрасывая искры, ударил по решетке за ним. Промашка, судя по всему, нарушила равновесие противника, и Арин бросился на мужчину, когда тот неловко взмахнул рукой. Арин ударил валорианца коленом в живот, схватил его за запястье и отобрал свой нож.

Но мужчина успел разрезать воздух своим собственным.

Его кинжал был красивым. Арин увидел, как он блеснул. Почему-то вид этого кинжала в самый неподходящий момент отвлек его. Арин отпрянул недостаточно быстро. Клинок рассек ему лицо.

Боль вспыхнула от лба до щеки. Левый глаз залило красным. Наполовину ослепнув, Арин моргал, пытаясь понять, можно ли моргать, если тебе выкололи глаз. По его израненному лицу текли кровавые слезы. Он чувствовал, как воздух коснулся рассеченной плоти, и его ладонь сама поднялась к ране.

Это спасло его. Сам того не зная, Арин отклонил второй удар, который угодил ему в предплечье. Его развернуло. Не успев еще опомниться, Арин не мог сопротивляться инерции, и его отбросило на длинную стену коридора.

Он выронил нож. Но его рука все равно скребла по стене, хоть разум и кричал, что это глупо, что оружия там все равно нет.

Рука Арина ухватилась за мертвую лампу и сорвала ее со стены. Арин размозжил ее об голову валорианца. Он услышал вскрик и ударил еще раз.

Теперь первенство в схватке принадлежало ему. Теперь Арин вспомнил все самые подлые приемы рукопашной, которым он когда-то научился. Он забыл, что его никогда не учили держать оружие, лишь когда он был мальчишкой, а рука того мальчишки дрожала под тяжестью детского меча, и маленький Арин умолял, чтобы его не заставляли делать это. Так что он мог знать о мече, который выхватил из ножен мужчины? Что Арин знал о валорианском кинжале, который оказался у него во второй руке, будто его туда вложил какой-то бог? Что он мог с ними сделать? Тем не менее, оба клинка взметнулись в темноте, валорианец воскликнул: «Пожалуйста!» — и Арин заколол его, будто это было искусство. Его ли искусство?