Ольга Матвеева - Ночные разговоры с ангелом Страница 29

После этого заявления Фима Шурочку не видела и не слышала, чем закончилась эта история, она не знала. Шурочка почему-то не звонила, а Фима была эгоистична, как все влюбленные — друзей и близких замечала, только когда они настойчиво о себе напоминали.

Сейчас Шурочка стояла перед Фимой растрепанная и шальная. Она протянула Фиме пакет, в котором было шампанское и сыр с плесенью — Шурочке очень нравилось это сочетание.

— Он меня любит, — сказала она как-то отрешенно, когда девушки уселись за стол.

— Кто он? — не поняла Фима.

— Никита, кто ж еще?

— А зачем он тебя так мучил? — удивилась Фима, — ничего не понимаю.

— Просто редкостный идиот, — с нежностью сказала Шурочка. — Я пришла к нему с заявлением об уходе. Он обвинил меня в черной неблагодарности — потому что именно он принял меня на работу и всему научил. Я сказала, что помню об этом и очень ему признательна, желаю ему всяческих благ, но больше так не могу. «Как это — так?» — спросил он. И тут я все вывалила, что я не понимаю, чего он от меня хочет, что он извел меня своими придирками, шуточками, равнодушием. Я сказала, что он придурок. Я спросила его: «Неужели ты не видишь, что я тебя люблю?». Потом я разрыдалась, уткнулась в спинку дивана и что-то такое бормотала на тему: «Как я могла? Второй раз на одни и те же грабли? Не хватило одного раза в детстве? Тогда я все легче перенесла, а сейчас больно невыносимо!». Он принес мне стакан воды, поднял меня с дивана, проводил в туалет, заставил умыться, а потом сказал: «Поехали!». Я, конечно, запричитала: «Куда? Куда ты меня тащишь? Зачем все это нужно?». Он схватил меня за руку и молча потащил к своей машине. Мы приехали в его мастерскую. Там он все также молча вытаскивал из папок рисунки и раскладывал на не очень чистом полу, переворачивал полотна, прислоненные к стенам. На всех была я. На совсем еще детских рисунках была я, не очень похожая, конечно, но это была я. На зрелых полотнах, написанных маслом размашистыми и какими-то отчаянными мазками, тоже была я. Он сдернул тряпку, заляпанную краской, с полотна, которое стояло на мольберте. Я стояла там голая спиной к зрителю, повернув голову, в глазах была мольба, на губах виноватая улыбка. Вокруг меня фон, почти черный. Казалось, я что-то хочу сказать на прощанье, сделать шаг и темноту и исчезнуть.

— В общем, я тебя тоже люблю, еще с этого чертова детства. — Выкрикнул он как-то злобно, — А ты вечно ускользаешь. Сколько баб у меня было, у меня даже жена была, а я все о тебе думал.

Мы потом долго разговаривали, сидя на продавленном диване в его мастерской, покрытом старым потертым ковром. Он мне рассказал, что, как только пришел в первый класс художественной школы, сразу обратил внимание на худенькую девочку с двумя длинными белокурыми косичками и огромными голубыми глазами. Ему сразу захотелось меня нарисовать. Он почему-то подумал, что такая девочка как я никогда не обратит на него внимание. И тогда он решил, что тоже не будет обращать на меня внимание. Поэтому он активно заигрывал с другими девочками, а меня будто не замечал, хотя на самом деле только обо мне и думал. А потом мы закончили художественную школу, наши пути разошлись. Помнишь, я тебе рассказывала, как мы встретились в художественном салоне? Во мне тогда проснулись старые чувства, мне захотелось, чтобы он посмотрел на меня, всю такую красивую, и пожалел, что тогда в детстве прошел мимо меня. А он и пожалел. Он тогда посмотрел на меня, всю такую красивую, и решил, что нищий художник не подходит такой роскошной и успешной девушке как я. Тогда он начал зарабатывать деньги. А потом он услышал обо мне от своего парикмахера. Он решил, что, наверное, уже достаточно хорош для меня, позвал к себе работать, а я опять… начала делать успехи, в общем. Глупость какая. Два человека любят друг друга и придумывают какие-то идиотские причины, чтобы не быть вместе.

— Так что вы решили?

— Да ничего. После того разговора мы прячемся друг от друга. Стараемся не попадаться друг другу на глаза. Мы в тот вечер сидели рядом на диване, я чувствовала, что он хочет меня обнять, но он так и не решился.

— А ты?

— Понимаешь, если я не испытываю к мужчине серьезных чувств, я могу легко сама позвать его в кино или посидеть где-нибудь, я могу первая его поцеловать… А тут. Я тоже не решилась, хотя очень хотела его обнять и заткнуть ему рот поцелуем, чтобы он перестал нести всякую чушь.

— Точно, идиоты. Дети, ей-богу. — Подвела итог беседы Фима.

— Давно ли ты сама стала взрослой? — надулась Шурочка.

— Недавно. — Согласилась Фима, но у меня хватило ума не упустить свой шанс. Она схватилась за телефон. Набрала номер. — Васечка, приезжай, пожалуйста, Шурочку нужно кое-куда отвезти. Нет, сама она не может. Мы выпили шампанского. Давай, мы тебя ждем.

— Что ты задумала? — испуганно спросила Шурочка.

— Ничего особенного, сейчас ты поедешь к Никите.

— Зачем?

— Кинешься к нему на шею, дурочка. Он, похоже, так и не решится. Надоели вы мне оба.

— Ты изменилась, Фима.

— Ты права, я изменилась.

18

Фима и Вася поженились в июле. Год назад в этот самый день Вася открыл дверь туристического агентства Фимы и Татьяны, повинуясь непонятному зову. Свадьбу играли в самом большом и красивом ресторане города. Собрались все Фимины родственники: приехали из Сибири родители, пришел дед с Надюшей, его дети, внуки. Шурочка была с Никитой. Он постоянно держал ее за руку, будто боялся, что она снова ускользнет. На них оборачивались — это была очень красивая пара. Они жили вместе, периоды африканской страсти прерывались грандиозными скандалами, которые, в свою очередь, завершались бурными примирениями, а потом эти двое испытывали небывалое вдохновение — писали безумные, яркие, полные безудержных чувств, картины, спорили, кто из них талантливее, и занимались любовью на продавленном диване в мастерской. Фима не дала бы ни копейки за долговечность этого союза, но смутно догадывалась, что эти двое по-другому не могут, что спокойная жизнь не для них, что все эти бесконечные ссоры нужны им, для остроты чувств, для творчества. Кажется, они были счастливы. Татьяна пришла с молодым человеком, с которым не так давно познакомилась на велосипедной прогулке. Татьяна питала в отношении этого юноши большие надежды. Татьянин папа тоже питал большие надежды в отношении этого юноши — он мечтал выдать, наконец, дочь замуж и обзавестись хотя бы одним внуком. Что думал по этому поводу юноша, пока было не известно. Леночка пришла одна, как всегда несчастная. Даже на свадьбе она успела поплакаться невесте, что потратила кучу денег на этот наряд, прическу сделала в салоне красоты, а на нее все равно никто не обращает внимания. Фима посоветовала побольше улыбаться. Улыбка появилась на вечно унылом Леночкином лице только после приема третьей рюмки водки. После пятой она уже увлеченно о чем-то беседовала со своим соседом по столу. Пришли многочисленные Васины родственники. Большинство из них были респектабельны, хорошо одеты. Васины родители были разведены. Отец жил в Москве, а мать вышла замуж за какого-то немца из Дрездена. Он тоже приехал и застенчиво, но весьма решительно отказывался от водки и увлеченно пил пиво, которое запасливо принес с собой в рюкзаке. Фимины родители были очень рады, что Васины родители проживают далеко от молодоженов, и корректно поздравляли свою дочь с тем, что свекровь и свекор не будут вмешиваться в их жизнь. Васины родители поздравляли его с тем же. Фимин дед, испив изрядное количество водочки, подсел к Фиминому отцу с серьезным намерением рассказать сыну всю свою жизнь и узнать всю его жизнь.