Ещё более Дикий Запад - Екатерина Лесина Страница 29

– Проклятая, – произнес он.

– Задолбали, – ответила я и почесала нос чешуйчатым кончиком хвоста.

Глава 15

О том, что здесь вам не там

Молчание нервировало.

Наверное, не только оно. Само это место. Пространство. Полутьма.

Молли, устроившись на матрасах, свернулась клубком и задремала, наглядно демонстрируя то ли чистую совесть, то ли крепкие нервы. Эдди присел, скрестив ноги. Он закрыл глаза. И вертел в пальцах ту самую костяную дудку, подаренную Змеем.

– Что это? – Чарльз вдруг понял, что еще немного, и собственные его нервы не выдержат. Что он или заорет, или устроит безобразную, непозволительную для мужчины истерику. – Ты рассказывал, что у твоего деда была дудка, которая подчиняла животных.

– Была. Нет, это не она. Та была другой. Древней.

– А эта?

– И эта древняя.

– Не хочешь рассказывать? – Наверное, Эдди в своем праве. Их внезапное, случайное по сути родство не давало Чарльзу права лезть в дела семейные и уж тем более в тайны.

– Да нет. Не то чтобы не хочу… не знаю.

– В каком смысле?

А Милисента все спала. Лежала, сунув ладони под щеку, и дышала ровно, спокойно. Она не реагировала ни на звуки, ни на прикосновения, и это пугало.

До дрожи в руках.

До…

Ей и вправду не будут рады. Да, Чарльз допускал, что маменька вполне могла договориться о его браке. И даже заключить договор из тех, нарушать которые не след.

Ее бы поддержали.

Помогли.

А он взял да женился. Не обрадуется. Ни маменька, ни та вот… невеста, о существовании которой Чарльз не догадывался. Плевать. Он не отступит.

Возвращаться?

Вернуться надо. Хотя бы затем, чтобы разобраться в дерьмовом этом деле. И выяснить, кто помогал Змеенышу с той стороны. Заодно уж с маменькой отношения прояснить. Чарльз, конечно, ее любит, но это ведь не дает ей права решать, как ему, Чарльзу, жить?

Даже если ей кажется, что она действует во благо.

– Моя мать не умела видеть. И слышать, – пояснил Эдди. – Но она была сильной. И многие желали бы привести ее в свой дом.

И Милисенту Чарльз возьмет с собой.

Ее никак нельзя оставлять без присмотра. Это, в конце концов, небезопасно, в первую очередь для мира. А еще Чарльз будет беспокоиться, потому что очень уж характер у супруги непоседливый, обязательно во что-то да вляпается.

Учителя найти опять же.

Где на Западе найдешь достойного учителя?

– Ей приносили дары. Огненные камни. И медвежьи шкуры. Бивни морского зверя. Многое…

– А она выбрала твоего отца?

– Не выбрала. Разве взглянула бы она на человека по собственной воле? Нет, ее отец, мой дед, велел. И она не осмелилась перечить его слову. Никто бы не осмелился. Ее муж из людей принес в дар цветастый платок, из тех, что покупают шлюхам.

Эдди сплюнул под ноги.

– Зачем это было нужно твоему деду?

– Кто знает… но он отдал человеку не только свою дочь, но и земли, что принадлежали племени. А мой отец эти земли проиграл. Спустил за карточным столом. Просто… дерьмом он был.

Эдди отмахнулся.

– Когда я родился, мать сочла, что исполнила свой долг. И покинула дом отца. Она оставила меня деду.

– А тот?

– А тот не особо понимал, что делать с младенцем, но у него были еще жены и дочери. Он был сильным.

– А меня растили няньки, – зачем-то сказал Чарльз. – Я их почти и не помню. Только одну. Она все время жевала табак. И от нее табаком пахло. Мне нравился этот запах.

– Моя… старшая мать была хорошей. Она тоже жевала табак. – Эдди улыбнулся. – И она сказала, что моя мать плохо поступила. Что нельзя бросать детей, даже негодных.

Сомнительное, надо полагать, утешение.

– Когда я стал старше и мог ходить, она пошла к новому мужу моей матери. И тот забрал меня. Он был сильным. И пусть мать моя родила ему других сыновей, он учил меня тоже. Тому, что должен знать мужчина. Пока дед не счел, что я достаточно взрослый, чтобы слушать.

– Что?

– Все. Вы называете подобных мне видящими, но это не совсем верно. Я не вижу. Я слышу. Это как… музыка. – Эдди качнул ладонью, почти уронив дудку. – И потому с ней справиться способна лишь другая музыка. Хороший шаман знает, какую песню сыграть миру.

– Ты шаман?

– Думаю, мог бы им стать. Я многое умел уже, но однажды вернулся отец и забрал меня. А дед… он ничего не сказал. Если бы сказал, что хочет, чтобы я остался, я бы остался. Никто бы не пошел против его слова. И муж моей матери не хотел меня отдавать. Но…

– Дед?

– Да. Он велел отправляться. И слушать. Его. Того, кого я изначально презирал. А он полагал меня дикарем. Дикарем я и был. Хотя… все одно я его презирал. И презираю.

Чарльз кивнул.

– Когда приходит срок, шаман берет ученика. Того, кто способен слышать мир. Он прокладывает тропы и учит играть. Разные песни есть. От одних душа загорается пламенем ярости, и нет ничего, что ярость эту остановило бы. Другие заставляют радоваться. Или ввергают в смертную тоску. Третьи вовсе лишают разума.

– Или воли. – Молли села. – Извините. У вас интересная беседа.

– Или воли… когда ученик осваивает все песни, ему дают дудку.

– Такую?

– Такую. – Эдди поднял хрупкую дудку. – Ее делают из кости, зверя ли, орка ли, человека. Хотя человеческие кости мелковаты, хорошей дудки не сделать.

– Ну извини, – пробурчала Молли, пытаясь подавить зевок. – Мы как бы и не напрашиваемся.

– Говорят, что когда-то давно все дудки были сделаны из костей первого, кто сумел подчинить себе мир. И говорят, что был он так силен, что самому ему не нужны были ни дудки, ни иные инструменты. Что он был частью мира, а потому тот слушал его. Так вот, те дудки переходили из рук в руки, да и вовсе пошел обычай, что после смерти наставника ученик делает из кости его дудку, сохраняя голос для мира.

– М-да… помолчу, пожалуй. – Молли все-таки зевнула, широко, как кошка.

Никто и никогда не тронет Милисенту.

Нет, ее постараются задеть. И быть может, двери светских гостиных останутся заперты для нее, хотя вряд ли. Скорее уж начнется очередная игра высокого света, в которой ни смысла, ни милосердия.

– Моему деду дудка досталась от его деда, а тому – от прадеда…

– Это она?

– Да.

– Но не та, которая из Мертвого города?

– Не та.

– Ты уверен?

– А ты уверен, что знаешь в лицо