Лилит Сэйнткроу - Предательства Страница 3

Еще один длинный лестничный пролет, и я оказалась в комнате с голубым ковром на полу.

— У вас уставший вид, — вымолвил кто-то. — Есть хотите? Или пить? Только скажите, и мы…

Тут я заметила нечто похожее на кровать и выдохнула:

— Спасибо, не надо. Я очень хочу спать.

Хочу лечь и умереть.

— Хорошо. — Его лицо расплывалось у меня перед глазами. Я ужасно устала. И даже не в силах была спросить, где Грейвс. — Постарайтесь как следует отдохнуть. Ванная вон там, а…

Он продолжал говорить, но я уже не слышала. Доковыляла до кровати и опустилась в мягкое облако перины, успев заметить, что покрывало тоже голубое. Я даже не наложила охранные заклятья на стены — папа с бабушкой изругали бы меня за такую беспечность.

Мысль о них иглой вонзилась в онемевшее тело. Папа и бабушка. Обоих нет…

Надо встать в туалет, подумала я и провалилась в забытье.

Мне снилась бабушкина сова: она летит в ночном небе, и лунный свет серебрит ей крылья. Появилось смутное ощущение опасности, но я так устала, что мне было все равно.

Собственно, вот так я и оказалась в Школе.

Глава 1

Неделю спустя я уже нажила себе неприятностей.

Дело в том, что в этой Школе, где мальчиков обучали убивать вампиров, в тренировочных боях участвовали все. Получалось что-то наподобие общей драки в обычной школе, только преподаватели никого не разгоняли. По крайней мере, они не прервали те четыре боя, которые я видела со дня своего приезда. Толпа зрителей, все орут, улюлюкают, учебная схватка вот-вот перейдет во всеобщую потасовку. Бой прекращается только после первой крови. Или хуже. А учитывая всеобщую способность к быстрому заживлению ран, ребята совершенно не берегли себя.

Я не обладала таким даром, потому что еще не пережила «становления». Здесь я чувствовала себя хрупкой и уязвимой — как обычный человек. Но если ты всю жизнь до этого учился использовать все, что имеешь, против скачущих по ночам тварей, то так просто не сдашься.

Быстро подтянув под себя ноги и опираясь на кулаки, я вскочила с пола, и тут Ирвинг схватил меня за запястье. Используя мою собственную инерцию, он швырнул меня от себя. Я этого ожидала и, скрючив пальцы на другой руке, впилась ногтями ему в лицо. Запрещенный прием» — сказал бы папа. Он одобрял такие штуки.

К тому же, в драке правил нет. Пока будешь думать о правилах — убьют. Папа вдалбливал мне это в голову снова и снова: ты дерешься, чтобы победить и выжить. А не чтобы сохранить лицо или дать шанс противнику.

Перестань думать об отце, Дрю. Сейчас есть другие дела.

Ирвинг поспорил, что одолеет меня меньше, чем за две минуты. Мы продержались уже девяносто секунд, и я выигрывала.

Не ответить на такой вызов нельзя. Особенно если отец — бывший морской пехотинец — долгие годы учил меня драться. И если в груди готов взорваться кипящий комок ярости. И если я одна против толпы парией. И не просто парней. Вервольфов, которые могли разом превратиться в рычащих, покрытых шерстью монстров, и дампиров, которые с рождения обладают наводящей ужас, бешеной скоростью вампиров, и которые днем перемещаются по залитому солнечным светом миру как размытые тени — в точности наивный киношный спецэффект. Мальчикам-дампирам совсем не нужно ждать «становления», о нет. Они рождаются быстрыми и сильными, а когда у них ломается голос, крепчают еще больше. Некоторые позже — после двадцати лет. Но даже до этого момента они превосходят любого обычного человека.

Я вывернулась — кроссовки вдавились в потертый мат — и лягнула ногой. Удар пришелся ему в колено. Треск кости и оглушающий вопль. Я упала на живот, мат скрипнул под голыми локтями — на мне были только джинсы и майка. Я не тормоз. Просто это единственный разумный выход, когда слышишь, как оборотни с ясно различимым шорохом перевоплощаются, становясь почти неуязвимыми.

Только Ирвинг не оборотень. Он дампир. И уже был готов к прыжку. Тогда откуда звук? Я перекатилась на спину. Ирвинг завис в воздухе надо мной — бледное лицо светилось, каштановые кудри сияли золотом — он трансформировался. Мир вокруг будто замедлил ход, все двигалось как в сиропе, и я успела вскочить на ноги. Каждый мускул тела напрягся, словно под тяжким грузом. Бац! В голову будто ударила пущенная умелой рукой резиновая лента, время снова ускорилось. Ирвинг шмякнулся коленом на мат в трех футах от меня — как раз туда, где я только что лежала. Больно ему, конечно — там же не было моей физиономии, чтобы смягчить падение! Он резко вскрикнул. Царапины на щеках — следы от моих ногтей — ярко алели, а волосы встали дыбом. Теперь он дрался не просто ради выпендрежа. Он уже был настроен серьезно. И нам оставалось двадцать секунд.

Чудненько.

Я отпрыгнула назад. Толпа зрителей расступилась, освобождая место. Ирвинг взлетел, словно наполненный гелием, с развевающимися, как в рекламе шампуня, кудрями, и ринулся в открывшееся пространство — со скоростью, к которой я даже еще не начала привыкать. Со скоростью, которая мне и не снилась. Пока.

И я поддалась порыву. Не самому плохому — врезать Ирвингу по морде. Папа бы на меня наорал за такую тупость — ведь Ирвинг неимоверно быстр, а силой каратиста я не обладаю. Я вообще худая и поджарая. У меня даже груди нормальной нет. Вернее, есть, но похожа на… Впрочем, неважно, на что. Но она хотя бы не прыгает, когда на мне спортивный топ.

В сущности, неплохо быть девочкой. Но иногда это так некстати.

Стоило, конечно, схватить Ирвинга за руку, крутануть и, используя его собственный импульс — в точности, как он использовал мой, — швырнуть его прямо в бетонную стенку зала. Вместо этого я его ударила. Послышался хруст кости. Мой кулак въехал Ирвингу в нос — и Ирвинг налетел на меня, как товарный поезд. Мы покатились к стене, и мысль «сейчас будет больно» вспыхнула в сознании, как нить накала в лампочке.

Нам обоим пришлось бы несладко, если бы кто-то с диким рыком не напал на нас сбоку. Мне заехали локтем в лицо, и я повалилась на потрескавшиеся маты, сильно растянув спину. Секунду-другую я лежала — в голове звенело, а все вокруг казалось очень далеким.

Спустя какое-то время я с трудом приоткрыла глаза — надо мной возвышался арочный свод зала. Эта часть здания когда-то была часовней, но теперь служила складом оружия и площадкой для тренировочных боев — спарринга. Везде были разложены видавшие лучшие времена маты, а в воздухе висел запах здорового мальчишеского пота и — чуть-чуть — ладана. В дневное время через решетки окон сюда проникал солнечный свет, пронизывая пыльный полумрак.