Екатерина Голинченко - Мелодия Бесконечности. Симфония чувств Страница 3

Здоров ли он? Похоже, что нет. Он болен, и болен серьёзно… ею…

Она — омовения кристальная вода, для неё сотворена из невиданных огней наша вселенная… Она — отрава, что взамен алой крови у него течет под кожею… Она — избавление от оков и разгадка тайных снов, что надеждой расцвели над обреченным полюбить… Искушения змея, что впилась в самое сердце, исходящее кровью… Тайна неба и земли… Озарение любви…Где улыбка, где слеза?

И сказать самых простых, но самых важных три слова «я тебя люблю» окажется для него невозможным. Даже, если бы она и была свободна, то никогда не полюбила бы такого, как он — созданиям Света и созданиям Тьмы не дано быть вместе. Что бы он мог ей предложить? НЕТ! Пустоты и боли нет — там, где сияет чистый свет!

— Винтер, опусти стекла, впусти воздух в салон, и поворачивай в клуб, — распорядился Ондзи.

— Мы, разве, не домой едем? — его помощник был крайне удивлен.

— Можно и домой, если ты мне составишь компанию за бутылкой, — молодой мужчина расстегнул несколько верхних пуговиц своего камзола, — Я собираюсь сегодня хорошенько напиться.

— А есть повод? — спросил водитель, не оборачиваясь.

— Скажи, друг мой, ты любил когда-нибудь? — по-душевному поинтересовался азиат.

— О! Так ты собираешься пить из-за женщины? — хмыкнул собеседник, словно, и так уже догадывался об этом.

— Я не знаю, что мне делать. Я запутался, — Ондзи ещё сильнее ослабил ворот и откинулся на сидении.

— Прости, но тут я не лучший тебе советчик — мне от моей любви и моей семьи остались только миниатюрный портрет жены в медальоне да прядь волос дочери, которую мы срезали в день её крещения, — его венгерский приятель не любил распространяться о своем прошлом, воспоминания о котором ревностно берег, собственно, воспоминания, да медальон с женским портретом и детским локоном — это всё, что осталось от его прежней жизни, а потому тема эта требовала весьма деликатного обращения, ибо целью для него было — не причинять лишних страданий приятелю, а утолить острую потребность в общении, потребность высказаться, поделиться с кем-нибудь и быть услышанным:

— Ну, это гораздо больше, чем есть у меня, — приветливо усмехнулся Ондзи, — Нет, мы определенно должны заглянуть в клуб и развеяться — может быть, даже останемся до утра… Не всё же сходить с ума по несбыточному.

— А как же она? — обронил Винтер.

— Что она? — мужчина изучал меняющийся за окном пейзаж улиц, утопающих в неоновой иллюминации рекламных вывесок.

— Ведь Лаура не просто так ими заинтересовалась, а она — одна из них, — пояснил венгр.

— Я не дам ей этого сделать, — быстро ответил Ондзи, продолжая смотреть в окно.

— И ты не боишься? Лаура будет в гневе, — Винтер живо представил себе физиономию злобствующей Лауриты и улыбнулся.

— Мне все равно, пусть хоть лопнет от злости, — махнул рукой азиат и закурил, — Она завидует, и есть чему — ей никогда не стать такой, не вызывать влечение мужчин…

— Она только к тебе неравнодушна, ты же знаешь, — заметил Винтер, — Хранительницу она не пощадит.

— Лаура не видела того, что видел я. Если она ко мне неравнодушна, то выслушает меня и поймет. Она должна понять… Мне больно видеть её такой — культивирующей в себе обиду и ненависть, — Ондзи торопливо потушил сигарету и задумчиво произнес, — Люди лишили меня всего и оставили одного во тьме, но, не все они такие, есть и другие — такие, как она… Я видел тот свет, который нам не суждено узнать, который мы отвергли добровольно — и он прекрасен, этот свет нужен миру. Я что-нибудь придумаю, но, не дам ей его уничтожить.

Последующие три дня, до самой торжественной презентации, Ондзи провел в своем особняке, телефон его был отключен, а перед этим он отправил Дугласу сообщение, чтобы тот не волновался за него, что его здоровью ничего серьезного не угрожает, и он обязательно будет присутствовать на презентации, однако, на официальной части он так и не появился. Найджел заметно нервничал, но, тем не менее, героически отбивался от вездесущих папарацци, пытаясь заверить тех, что Танака-сан отсутствует вынужденно — по делам бизнеса, не требующим отлагательства.

— Мистер Баркер, Найджел, вы просто потрясающий мастер! — восхищенно признала Маргарита, когда вместе с белокурой подругой они подошли поприветствовать фотографа. Они также были приглашены, и выглядели поразительно: одна — в ультра-синем платье с ассиметричной юбкой и черных босоножках, другая — в простом струящемся длинном платье песочного цвета, со сборками на лифе и несколькими слоями драпировок на юбке, и кремовых туфлях на шпильках.

— Я учусь у своих моделей, леди, — он повел рукой в сторону стены с вывешенными его работами, — Если модель меня не вдохновляет, то я ни чего не могу поделать, увы.

— Ваши работы гениальны, — Даниэлла была согласна с мнением подруги, — Вы — настоящий волшебник.

— Спасибо за столь высокую оценку, — скромно принял комплимент Баркер.

— Ди, посмотри только, сколько красивых девушек вокруг Ондзи, но ты так выгодно выделяешься на их фоне, — Маргарита остановила взгляд на самой первой работе из проекта и обратила на неё внимание златокудрой, — и ты сама так похожа на эту статую, возле которой стоишь.

— Ты так думаешь? — Дэни и сама принялась с интересом рассматривать снимок, всё ещё с трудом осознавая, что эта ослепительная девушка на нем — она сама, — А что вы хотели сказать этим проектом, мистер Баркер? — не выдержав, спросила она.

— Я не люблю объяснять свои работы, предоставляя зрителям самим додумывать сюжет, — хитро прищурил глаза мужчина.

— Погодите, а я, кажется, знаю эту легенду, — вовремя вспомнила Марго, чем была ужасно горда, для этого она даже нахмурила свой лоб, постучав пальчиком по подбородку, усиливая мыслительную деятельность, — смотри, вот тот молодой мужчина, которого представляет Ондзи-сан, он жил в окружении красивых женщин, богатства и роскоши, подлости и фальши. И был он утомлен и печален, не замечая всей этой суеты вокруг, пресытившись ею. Он был глубоко несчастлив и ненавидел свой образ жизни, но, не знал, как ему измениться. Под маской повесы и плейбоя скрывалась беззащитная и ранимая сущность, которая противилась такому образу жизни. И лишь одна — та, что всегда была рядом, и которую он не замечал среди этой суеты. Та, что видела и понимала его настоящего. Она одна полюбила его истинного — девушка-ангел. Она каждый раз оставляла ему в качестве подсказки перо из своих белоснежных крыльев, но он не обращал внимания, продолжая жить в своём одиноком мире. И вот не осталось у неё больше перьев, и не стало её крыльев. Сердце ангела было разбито. Тогда другие ангелы захотели отдать ей перья из своих крыльев — и пошел с неба снег — невесомый, легчайший пух. И так, наконец, ей удалось привлечь внимание юноши, и увидел он девушку-ангела, и понял он, что натворил, что едва не погубил единственное создание, что искренне его полюбило — не за блеск его богатства, не за удалое бахвальство, не за показную веселость. И осознал он тогда, и заплакал, и его слезы так тронули девушку-ангела, что она не могла не утешить его, и оставила свои небеса, чтобы быть с ним. А слезы всё продолжали литься, и все секреты были раскрыты…