Тайны холмов Фейри - Черчень Александра Страница 3

Лорд улыбался.

Я засучила рукав куртки. Сквозь тонкую ткань рубашки просвечивались… три зигзага.

– Три желания, – напомнил Янтарный. – Это метки, Ула. Как только желание исполнится – метка погаснет.

Надеюсь, не только погаснет, но и пропадет.

Золотая паутина ярко вспыхнула и исчезла. Только воздух вокруг чуть дрожал, да клены шумели, словно поднялась буря. Но бури не было.

– Идем, – дивный протянул мне ладонь, и я не слишком уверенно приняла ее. По-прежнему холодная. И сильная.

Он снова переплел наши пальцы. Но открывать тропу не стал.

– Я могу вернуть тебя домой, – предложил неожиданно.

– Нет, – отказалась я. – Не надо.

– А куда тебе, собственно, надо?

Хороший вопрос.

Я замялась, не представляя, что ответить.

Не то чтобы я совсем не знала волшебных троп. Знала, конечно. Мать водила меня, и показывала, и учила. Но одна я шла впервые.

– Видите ли… Ну, в общем, я просто гуляю.

– Просто гуляешь, – задумчивым эхом повторил Янтарный. – Что ж…

И я в мгновение ока оказалась в незнакомой мне долине.

Ночь здесь была светлой – благодаря звездам. Ни тучки, ни облачка. Я видела очертания холмов и тропинку под ногами. Трава на ней стелилась вперед, словно ее пригибал ветер, хотя ветер дул мне в лицо.

И я была одна. Что, безусловно, радовало!

Можно даже вообразить, что не было никакой паучихи и никакого лорда.

Вот только, обнажив предплечье, я увидела на коже три маленьких, не длиннее ногтя, молнии. Желтенькие такие, тускло светящиеся.

Но лучше выбросить это из головы. Временно. Как и паучиху. Как и Янтарного. Как и то, что он откуда-то знал, зачем я гуляю по волшебным тропам. А, кстати, откуда? Ну ладно, предположим, знаком с моей матерью и ему известна моя история. Но ведь о том, что ему нравится моя «высокая цель», он объявил до того, как я назвала свое имя…

Ладно. Надо идти!

Есть такая поговорка, и у смертных, и у дивного народа: утро вечера мудренее. Проблема в том, что утро наступит нескоро. Может, завтра. А может, через месяц. Или даже через год?..

А сейчас – в дорогу!

Сапожки жали.

Красивые, из светлой оленьей кожи с багряно-красной вышивкой, они мягко облегали ступни и голени, красиво смотрелись… и совершенно бессовестно жали, несмотря на то, что мерки снимал самый лучший сапожник из всех окрестных вольных фейри.

Я перекатилась с пятки на носок и поправила лямки рюкзака. Он не сильно оттягивал плечи, так как там болталась всего-навсего фляга воды, несколько лепешек и яблоки. Ну и еще некоторые вещицы, которые несомненно пригодятся мне в ночь Холлан-Тайда.

Холлан-Тайд… в этих словах холод осенних дождей и бодрящая свежесть звонкой весенней капели. От них веет летним зноем и слышатся злобные завывания зимних буранов.

Холлан-Тайд – это запретная ночь, и горе тому смертному, который решит в нее пройти по холмам фейри.

Потому что в эту ночь из холмов выходит волшебный народ и гуляет по запутанным, как паутина, дорогам Волшебной страны.

Это обычай, которому неуклонно следуют все.

А теперь пришло и мое время, хотя я совсем не фейри.

Пока. Пока не прошла эта ночь.

Задрав голову, я посмотрела на темно-синее небо, по которому сверкающим бисером беспорядочно рассыпались звезды. Сегодня они словно были чуть ближе, чем обычно. Чуть крупнее, чуть ярче…

Мне всегда казалось, что именно так они должны сверкать в ночь Самайна. Очень жаль, что никогда не удавалось посмотреть. Названая мать не выпускала меня из дома в самую жуткую ночь года, когда осень начинала медленно умирать в объятиях надвигающейся зимы. Самайн – страшный праздник. Для смертной, что живет в волшебных землях, – страшный вдвойне, потому меня и берегли.

Но Холлан-Тайд все исправит!

Только сапожки жали, и это действительно подло с их стороны!

Вот идешь ты уверенной поступью навстречу светлому будущему, а у тебя обувь внезапно неудобная. Хорошо, хоть с одеждой все нормально.

Правда, от моей нервной дрожи она не спасала, все же это очень волнительно – делать то, не знаю что, дабы достичь результата, о котором говорится только в очень старых книгах.

Все же в целом дивному народу не свойственно делиться своей магией и жизненной силой, потому, что делать с последствиями поступка моей названой матери, никто не знал. Из предложений – только выпихнуть смертную в моем лице в ночь Холлан-Тайда и посмотреть, что из этого получится.

Ну а пока я неторопливо шла по мягко ложащейся под ноги тропинке, дышала свежестью ночи и прислушивалась к ветру в холмах. К ветру и… стуку копыт. А точнее, копытц.

Маленьких, изящных… красивых, как и сама глейстига.

Она появилась из темноты вся, разом. Невысокая, хрупкая фигура в светло-зеленом платье с белой вышивкой по подолу и рукавам. Золотые волосы обрамляли нежное лицо и сбегали по плечам шелковым пологом.

– Разве тебе можно идти со мной? – Я остановилась в двух шагах от волшебной девы.

Она и не подумала ответить на мою улыбку, лишь подняла на меня встревоженный взгляд.

– Ула, может, вернешься?

– Неужели ты делилась силой с человеческим ребенком для того, чтобы она всю жизнь во мне дремала?

Моя названая мать нахмурилась, а я расплылась в еще более широкой улыбке.

– Я делилась, чтобы спасти, – резко ответила глейстига. – А ты сейчас собираешься идти по тропам за… за вымыслом!

Этот разговор был не первым, но, скорее всего, последним. Потому что я или вернусь такой же, как она, или… или не вернусь.

– Мама, а если я не пойду, то что?

– То ты будешь жива. Со мной! – В травянисто-зеленых глазах плеснуло глухим отчаянием, а тонкие пальцы судорожно стиснули ткань платья. Белые ноготки медленно превращались в хищные черные когти и кромсали даже заговоренную ткань, но та не сдавалась, а тянулась разорванными нитями к краям.

Я шагнула вперед, порывисто обняла маму, вдыхая знакомый с детства запах озерной воды и кувшинок, и горячо зашептала прямо в острое ухо.

– Ты прекрасно понимаешь, что я все равно старею. Да, сейчас мне девятнадцать, и следы увядания не видны, а что будет через десять лет? Через двадцать или тридцать? Время в волшебной стране течет иначе, но узы со смертным миром не порваны, а значит… значит, это неизбежно. И ведь дело не только в юности!

– Мы что-нибудь придумаем! Я выменяю камни на эликсиры, я…

– Не стоит. Ты подарила мне силу. Еще тогда, когда я родилась. Это лучше любых эликсиров, надо лишь ее разбудить. Именно поэтому я и ухожу. Всего одна ночь!

– И ты не вернешься.

– Не веришь ты в меня, однако. Практически обидно, мам!

– Дурочка, – проворчала глейстига, отстранившись от меня, и, обхватив мое лицо руками, серьезно спросила: – Значит, не отступишься? Даже если я буду тебя умолять?

– А ты не будешь. Потому что понимаешь, что мы уже все решили.

– Говорю же – дурочка, – со вздохом повторила фейри и, щелкнув пальцами, подхватила выпавший из воздуха расшитый мешочек. – Это тебе. Помогать я тебе не должна, но законом не запрещены подарки, а зная тебя… Скорее всего, собрала ерунду какую. Потому вот.

Приятно, когда мать в тебя верит, а?

Прощание было коротким и каким-то скомканным. Очевидно, что мама прикладывала все силы, чтобы просто не утащить меня домой. Потому я порывисто поцеловала ее в щеку и, не оглядываясь, ушла по тропе.

Возможно, я зря не сказала ей про Янтарного? Хотя мама ничем не сможет помочь, и в данном случае лишняя информация – лишние волнения.

Глава 2

Путешествовать одной было странно.

Вроде все такое же, а все равно иное. Когда я шла дорогами фейри рядом с названой матерью, это было похоже на увеселительную прогулку. Даже когда в пятилетнем возрасте меня увлекла за собой фея. Она меня щекотала, а я хихикала и бежала за ней, стараясь ухватить за тонкие крылышки. Тогда я не думала, что могу их сломать, я знала, что фейри – это не бабочки. Крылья у них плотные и упругие, и с них сыпется яркая пыльца. Если натереть ею плечи и руки, то какое-то время ты сможешь парить… а если вдохнуть, то сны станут сниться такие же красочные, как крылья этого волшебного создания.