Мой талантливый враг - Дарья Сорокина Страница 3

После нашего первого совместного выступления никто не хлопал, зрители в панике покидали зал, а мы с Вестерхольтом смотрели, как тлеет начавший опускаться занавес.

– Винсент! Елена! – прокатился рокотом над эвакуирующейся толпой голос ректора.

Нас сейчас накажут, или объявят победителями? Я поднялась на ноги, нервно сглотнула и наступила мыском туфли на язычок пламени, пытаясь его затушить, а Вестерхольт стряхнул с плеча птичьи перья и помёт.

– В мой кабинет. Оба!

Глава 2

В кабинете Амадея Циммермана с трудом нашлось место для нас с Винсом. Комната скорее напоминала склад старых неработающих музыкальных инструментов и вышедших из строя граммофонов, чем приемную одного из самых уважаемых композиторов, историков и деятелей искусства. Тут и там бесценные коллекционные пластинки опасно нависали неустойчивыми горками, в углу рассыпана канифоль, а под ногами шуршали исчерканные нотные листы.

С тех пор как фрау Циммерман сбежала с лучшим другом нашего ректора, тот не мог написать ни единого этюда. Чудовищный непрофессионализм – вот так мешать чувства и творчество. Жаль, не нашлось никого во всей академии, чтобы сказать ему об этом. А меня от подобного комментария останавливал здравый смысл и грустный взгляд ректора. Всё же свою жену он любил действительно сильно.

– Садитесь, – рявкнул Амадей и попытался расчистить место на кресле и для себя.

Нам же с Винсентом досталась небольшая банкетка, на которой двое не поместятся так, чтобы не касаться коленями.

Скромно устроилась с краю, а вот Вестерхольт расположился чересчур фривольно, и даже ноги расставить умудрился. Я попыталась возмутиться, но смолчала. В конце концов здесь мы только по одной причине. Герр ректор обяжет Винсента извиниться за моё сорванное выступление, за издевательства, шутки и порчу смычка. Мне все ещё не хватало духу посмотреть на свой инструмент. Я увидела несколько новых отметин от зубов на дереве и с трудом сдерживала слёзы и желание продолжить нашу сорвавшуюся дуэль. Так сильно злил меня Вестерхольт.

– Думаю, вы прекрасно знаете, зачем я вас позвал.

Я нетерпеливо кивала, скорее бы они уже перешли к извинениям. Даже одним глазком посмотрела на Вестерхольта. Видок у него был ужасный. На лице нездоровая бледность, при каждом нервном глотке у парня дергался кадык. Удовлетворённо перевела взгляд на ректора и поправила подол платья, на котором остались досадные подпалины.

Винсент подал голос первым.

– Герр Циммерман, мне очень жаль. Я готов понести любое наказание, только позвольте моей команде выступить, они так ждали этого концерта. Мы много готовились, и я… Для Виви это очень важно, она тут не при чем, пусть ребята сыграют.

Звучало все это по-настоящему искренне, и я мгновенно растеряла всю свою кровожадность от этих слов. Надо же, Вестерхольт любит в этом мире кого-то сильнее, чем самого себя. То как Винс виновато опустил голову, как сжимал кулаки. Это не показное.

Амадей хмурился глядя на своего студента, и я не выдержала:

– Герр Циммерман, я готова принять извинения Винсента, более того, я считаю, что будет благородно с моей стороны позволить его команде выступить. Победы им это, конечно, не принесёт, потому что по совокупности оценок я все равно впереди даже с учётом сегодняшнего сорванного выступления.

Винсент медленно повернул ко мне голову, и во взгляде его читалось столько сожаления, что у меня зазвенело в груди.

–Тыготова принять мои извинения? – он повторил это немного не с той интонацией, на которую я рассчитывала. А ещё мне не понравилось с каким нажимом он выделил “ты”.

– Ну да. Ты помешал мне выступить, навязал дуэль, отнял мой смычок, натравил медведя, – сыпала я обвинениями, уже забыв чтобы собиралась простить ему все грехи.

– Ты оскорбила моих сокомандников, назвала нас кабачными лабухами! Герр Циммерман насколько такое приемлемо в нашей среде?

– Совершенно неприемлемые слова для юной особы в адрес коллег. Так и сказала? Лабухи?

Я прикусила язык, а Винсент продолжал:

– Ты бахвалилась, что уделаешь меня без смычка, я всего лишь помог тебе и подтолкнул к сцене, пока тебя не дисквалифицировали. Ты же чуть не опоздала на собственное выступление. Стояла за кулисами, таращилась на меня как безумная.

Амадей терпеливо перевёл на меня взгляд, ожидая, что я отвечу на это. Мне все меньше нравится этот допрос и издевательские отговорки Вестерхольта.

– Медведь! Он сыграл медведя, который чуть меня не зашиб, герр Циммерман, примите меры, против этого… этого музыканта!

– Ты серьёзно думала, что я натебясобираюсь натравить зверя? – спросил Винсент, склонив голову на бок. А ещё он опять странно выделил “тебя”. В этот раз с каким-то надрывом.

Очевидно он имеет в виду высокое положение моего отца. Обидит меня, заимеет кучу проблем. Только я же никогда отцу не жалуюсь, он жутко занятой, да и без меня есть добрые люди, которые все ему докладывают.

– После змей я ждала чего угодно. Ты не мог не знать, как сильно я их боюсь, – сказала с неприкрытой обидой, словно Вестерхольт мне друг, который забыл о чем-то важном. Только не друзья мы.

– А вот за змей прости меня, Нана.

Меня словно молнией поразило. Не знаю от чего больше, от извинений Винсента, или от этого нежного Нана. Только один человек называл меня так, но её не стало. И с пяти лет я был кем угодно: фройляйн Адель, Елена, госпожа Елена ден Адель, дочь министра обороны. За мной зацепилось издевательское Принцесса музыки из-за моей маниакальной увлеченности и преданности искусству. Наной меня не называли очень давно.

Сжала в руках смычок, не сводя глаз с Винсента. Пальцы гладили новую крохотную отметину на древке, а сердце всё ещё сжималось от этого пронзительного “Нана”.

Не нашла в себе сил ответить ему, слишком сильно стучало в висках.

Мы слишком долго молчали, глядя друг на друга, и ректор нетерпеливо прокашлялся.

– Насколько я понимаю, на сегодня ваш запал иссяк?

Я