Вышедший из ночи (СИ) - Элари Елена Страница 3

Глава первая

Четверо человек пробирались сквозь лесную чащу. У одного из них был разорван рукав дорожного плаща, а у другого на плече расползалось кровавое пятно, остальные держали в руках мечи.

— Они учуют кровь, — вполголоса проговорил тот, что шёл впереди, чувствуя, как ветер взъерошил копну его светлых волос, — наш запах… надо как-то перебить его.

— Не выйдет, всё-таки не от зверей уходим, — ответил раненый, придерживая здоровой рукой левую, истерзанную, разодранную в плече руку. — У меня есть лучше вариант, я пойду в другую сторону, уведу от вас эту тварь. И меч мой возьмите, — отдал он своё оружие светловолосому парню, — ваш меч потерян, а мой меня уже не спасёт.

— Ты же на смерть идёшь… — прошептал парень, но клинок принял.

— За вас — с радостью.

Теперь продолжили путь только трое, кляня ту дорогу, на которой их лошади взбесились, скинули с себя всадников и унеслись, почуяв опасность, оставив людей посреди враждебного леса, в новолуние, когда просыпаются силы богини Карнэ.

Всех, кто был с ними ещё, перебили на месте…

Позади людей раздался крик, и светловолосый, поморщившись, натянул на голову капюшон, скрыв до половины лицо. Он не видел, что случилось с его подданным, но знал, что от того уже осталось лишь кровавое месиво, над которым, сверкая оранжевыми глазами, навис их враг.

Оборотни в полнолуние становятся волками, способными укусом заразить проклятием свою жертву, но они не теряют разум, понимают, осознают свои действия, а вот в новолуние, во время слепой луны, они, почти не изменяя своего облика, теряя способность передать проклятие, превращаются в монстров и называются проклятыми.

— Их не должно быть здесь так много, — проговорил человек с разорванным рукавом.

— Это меня и волнует, — ответил Арон, и посмотрел в рассветное небо, отчего светлые пряди непослушных волос упали ему на лоб, — значит, по какой-то причине, силы тьмы зашевелились. Назревает что-то плохое, я чувствую это… Добраться бы до Илиндора, не могу погибнуть и так подвести людей.

Не успел Арон договорить, как путь им преградил некто с длинными руками, по которым стекала кровь, и звериными оранжевыми глазами. Из горла проклятого вырвалось рычание с булькающим хрипом, и он, оттолкнувшись от земли босыми грязными ногами, прыгнул в сторону людей обнаживших мечи.

Ещё пять монстров вышли из-за деревьев, и Арон приготовился к смертельному бою.

***

Золотое поле искрилось под палящими лучами солнца, небо высокое, чистое, голубое, лёгкий ветерок колыхал колосья пшеницы, щебетали птицы, а на горизонте виднелась голубоватая полоса леса.

Девочка в белом платье бежала, смеясь, по полю, и волосы её сливались с цветом пшеницы, лишь красная лента на голове ярким пятном мелькала средь золотистых колосьев.

Немного вздёрнутый носик и пухлые щёчки были усыпаны веснушками, а в небесно-голубых глазах сияло солнце.

— Подожди! Стой! — слышала она за спиной мальчишеский голос и, начиная громче смеяться, бежала быстрей.

— Онар, подожди! — друг был выше неё, и глаза его, тёмно-карие, выделяющиеся на фоне светлых, цвета льна, волос и бровей, казались Онар очень красивыми, тёплыми и живыми.

— Догоняй, Арон! — пронёсся над полем её звонкий голосок, и вдруг красная лента исчезла из виду, будто девочка упала.

Арон остановился, обеспокоено, растеряно огляделся, а затем стремительно направился туда, где только что исчезла Онар.

— Где ты? Что с тобой? — озирался мальчик, не понимая, куда она делась.

С хохотом Онар повисла у него на спине, обвив его шею руками, и они, смеясь, упали на землю, примяв тёплые колосья и спугнув каких-то маленьких серых птиц.

— Испугался? — отряхивая платье, поднялась она.

— Конечно, — серьёзно ответил Арон, — если бы с тобой что-то случилось, то мне бы попало и от моего отца, и от твоего.

— Вот значит как, так ты только о себе волновался?! — делано обиделась Онар, а Арон, решив, что она приняла его слова всерьёз, растерялся. Но когда на её алых губах появилась улыбка, то усмехнулся, взял Онар за руку и направился к замку, откуда они недавно сбежали.

— Смотри, — он протянул ей цепочку, на которой висел кулон в виде серебряной арфы, украшенной изумрудами, — это тебе, носи его и помни про меня. Мы ведь расстанемся на несколько лет, увидимся не скоро, но, прошу, знай: что бы ни случилось, сколько бы времени ни прошло, как далеко бы мы не были друг от друга, мы всё равно неразлучны.

Онар приподняла свои короткие волосы, и Арон застегнул на её шее цепочку.

— Спасибо, — улыбнулась она, из-за чего на щеках образовались небольшие ямочки, а глаза заискрились ещё сильней.

Целое лето они провели вместе. И чаще других слов, на устах Арона было её имя: Онар, Онар, Онар…

То жаркое, яркое лето, имеющее пряный тёплый запах, навсегда поселилось в их сердцах.

И голос Арона, спустя восемь лет, не забылся девушке, ей и сейчас снится их детство. Слышит она во сне лишь: Онар, Онар, Онар... И улыбается, понимая, с каким обожанием произносил это имя её будущий муж.

***

Кровать так мягка, что царевне казалось, будто она тонет в ней. Из-за этого спать было жарко, но ночи во дворце её отца — правителя города Илиндор, были не такими душными, как в замке у океана, где Онар жила восемь лет.

Её мать и отец не ладили, их брак формально пусть и не распался, но, по сути, держится только потому, что он им взаимовыгоден. И Онар для них в основном не дочь, а прекрасное вложение в будущее, создающее перспективы для процветания их земель.

И вот, Онар снова в Илиндоре! Но как бы девушка ни была рада увидеться с отцом и попасть во дворец, в котором прошло её детство, ей было грустно. С балкона её комнаты теперь открывался вид не на бескрайную водную гладь океана, а на вересковое поле, за которым находились холмы и овраги. Но если не смотреть вдаль, а опустить глаза, то взору предстанет сад: плодовые деревья, розовые кусты, дорожки, выложенные камнем, и арки из цветов над ними.

— Ваше высочество, — раздался женский голос, и в глаза Онар больно ударил свет: няня отдёрнула тяжёлые шторы, впустив в комнату яркие солнечные лучи. — Пора вставать, ещё столько дел, к празднику надо приготавливаться, такая суета повсюду, все волнуются и радуются, наряжаются в вашу честь, а вы безмятежно спите! — проверяя, в порядке ли висящее на вешалке платье, приговаривала низкорослая пожилая женщина, чьи тёмные волосы были собраны в пучок. С няней в комнату вошла и другая служанка, она была моложе, с покрытой головой и в переднике.

Когда Онар помогли одеться, расчесали и заплели её длинные светло-русые волосы, золотящиеся под солнечным светом, она попросила оставить её одну.

Не пышное, прямое, длинное белое платье, украшенное кружевом, розовым жемчугом, нежно-голубым поясом и бусами, ещё больше подчёркивало бледность Онар. У её высочества была своеобразная, чахоточная красота: девушка худа, бледна, у блестящих голубых глаз тонкая кожа имела немного розоватый оттенок, из-за чего казалось, что царевна чувствует себя нехорошо. Это предположение подтверждали и яркие алые губы, и некая растерянность в лице, словно у Онар был жар.

Сейчас она, стоя у высокого зеркала в деревянной оправе, охарактеризовала себя так: милое дворцовое привидение голубых кровей.

Стук в дверь вывел её из мыслей и заставил обернуться.

— С днём рождения, моя прелесть! — протянул ей вошедший мужчина маленькую коробочку, и Онар улыбнулась, принимая подарок. — Я имею наглость вам лично это вручить, а не положить на стол, где, кстати, вас ожидает уже груда разного… разных даров.

— Ты хотел сказать барахла? — Онар любила этого человека, взойди она на престол, то сделала бы его своим советником, а сейчас он просто её хранитель и верный слуга.

Только он мог заставить её, где бы Онар не находилась, чувствовать себя как дома. Наверное, виной тому его внешность и соответствующей ей характер. У Джона, несмотря на то, что пока они плыли в Илиндор, он мучился от морской болезни, была совершенно пиратская физиономия, чего только стоили чёрные с прищуром глаза и заплетённые во множество тонких жгутов тёмные длинные волосы! Он смуглый, плохо выбритый, и от него всегда пахло табаком. Джон весел и часто улыбается, из-за чего вокруг глаз образовалась сеточка мелких морщинок. Он не даёт Онар грустить, всегда готов защитить её и заботится о ней так, как никто другой.