Очаровать дракона - Аманда Мило Страница 3

Она все еще смотрит на меня, и, возможно, это выражение на ее лице — недоверие, а не непонимание.

— Как… — она задыхается, и в ее голосе звучит такой же абсолютный ужас, какой я изо всех сил стараюсь не чувствовать.

С сожалением я признаю.

— Потому что мы соприкоснулись, и, очевидно, твой вид достаточно похож на мой, чтобы мы были совместимы.

Она фыркает.

— Я для тебя то же, что стрекоза для акулы!

— Это жестоко.

Ее глаза расширяются.

— Мне очень жаль. Я не хотела тебя обидеть…

— Акула, — задумчиво говорю я. — Наверное, небесная акула. Мне это нравится.

Я смотрю на нее сверху вниз.

— Я имел в виду, что ты оказываешь себе медвежью услугу. Ты еще более восхитительна, чем любая стрекоза.

Это останавливает ее слова. Она закрывает рот.

Я вздыхаю.

— Мне очень жаль. Я понятия не имел, что ты подвергнешь меня риску. Есть причина, по которой драконы превращают нашу пищу в древесный уголь, прежде чем мы ее захватываем.

Она вздрагивает, и я готов дать себе пинка.

— Кревк'д. Я имею в виду… теперь ты для меня не еда. Ты совсем не та, кого хотел бы для себя взять в супруги, я имею в виду… я танцевал вокруг пещеры драконихи… — я прикусываю язык, чтобы прекратить объяснение.

Аделла, может быть, и женщина-рыба, но она моя женщина-рыба, и не хочу, чтобы она думала, что я буду тосковать по другой.

Я не буду этого делать, потому что связь мешает этому. Я никогда в жизни не захочу другую женщину.

…Не то чтобы это заявление звучало особенно многозначительно, если русалки не разделяют значительную продолжительность жизни дракона. Даже не знаю. Я вообще мало что знаю о русалках; только слышал, как они изысканны на вкус. Я барабаню когтями в воздухе, отчего тело Аделлы красиво колышется над моими когтями. Все ее чешуйки вспыхивают, когда ее изгибы подпрыгивают, а части тела покачиваются. Я стараюсь не отвлекаться.

— Для меня важно, чтобы ты знала, что наша связь столь же священна, сколь и мгновенна. С того момента, как вступил с тобой в контакт, я склонен всегда быть только с тобой.

Другие драконы могли бы быть другими, но это путь для таких Хохлатых Мерлинов, как я. Мы все более или менее одинаковы, угольно-черные самцы и самки цвета терновых ягод, с гибкими роговыми гребнями, которые складываются на наших шеях. Наши шейные оборки расширяются, когда мы боремся за территорию, чтобы выглядеть больше, более угрожающими для других драконов, а также когда мы красуемся перед потенциальным партнером.

Самцы моего рода драконов особенно используют наши оборки во время брачных танцев. Поскольку нас так привлекает цвет, остается загадкой, почему наши чешуйки такие простые. Блестящие, но простые. Однако наши оборки придают нам хоть какое-то украшение.

Мои же вздуваются вокруг шеи без всякой сознательной мысли, либо в надежде, что Аделла будет поражена их внушительными размерами, либо она найдет меня более интересным для глаз и, возможно, никогда больше не взглянет на другого дракона, потому что она нашла меня и мой значительный гребень таким ошеломляющим.

Многие существа считают драконов чудовищами, но я надеюсь, что моя пара не считает меня таковым. По отношению к ней я буду стремиться только показать ей любовь и заботу, и как сильно я буду желать, чтобы мы могли разделить похотливое спаривание.

Вместо того чтобы быть пораженной или очарованной, я не могу сказать, замечает ли она даже мою попытку привлечь ее внимание.

Ее лицо сморщилось, как будто кто-то обрызгал ее хвост дольками лайма и копченой солью.

— И это должно заставить меня чувствовать себя лучше? Ты бы никогда не захотел меня. Ты же хотел иметь кого-то другого.

Я долго моргаю. Что? Мой разум лихорадочно работает, пока я пытаюсь понять, что же такое вырвалось у меня изо рта. Хохлатые Мерлины — не самые общительные представители драконьего рода, а это значит, что я очень плохо умею поддерживать разговор. Вы можете сказать, что у меня нет никакого навыка вообще… об этом свидетельствует тот факт, что я сумел оскорбить свою пару в течение нашего самого первого дня вместе. Формально это наш первый час. Отлично сработано, Калос.

Судя по взгляду, Аделла начинает злится. Если бы она была драконихой, я бы сказал, что она выглядит опасной.

— Ты хотел съесть меня, но вместо этого сделал своей парой?

Ее руки шлепнулись на колени… или… там, где должны были бы быть ее колени, если бы она не была наполовину водной тварью.

— Отмени это!

— Я не могу, — бормочу я, приблизив морду к ее лицу, чтобы получше рассмотреть ее. — У тебя действительно красивые глаза. Такой цвет. Такой блестящий…

Ах. О, боже мой! А вот и выражение неподдельного негодования, которого я ожидал раньше.

— Да что с тобой такое?! — она визжит.

Я вздрагиваю. И сразу же отмечаю, что опасно злить мою пару, если только у нее не развился ларингит. Я слышал о песне русалки, но ничего не знал об их крике.

Оглушительный.

Я наклоняю лапы, пока она не скользит в одну из моих ладоней. Затем осторожно постукиваю мякотью когтистой лапы по впадине в ухе, надеясь остановить звон.

— Боюсь, что скоро я полностью зациклюсь на каждой твоей прелестной черте.

Я бы все равно зациклился на ее прекрасных чертах; даже если бы она не была моей парой, она необъяснимо прекрасна.

— Видишь ли, у меня скоро начнется гон, — объясняю я. — Брачная лихорадка будет поглощена кровавой луной. Все драконы страдают под ее сиянием. А теперь, когда у меня есть пара, мои инстинкты…

— У тебя ничего нет! — отрицает она, и голос ее дрожит. — Я не могу жить вне воды! — она умудряется устраивать кошачий концерт.

И василиски — будь они прокляты, но мои ушные впадины как будто шелушатся. Я смотрю на нее сверху вниз, совершенно ошеломленный. У этой моей русалки есть крик, о котором кто-то должен был меня предупредить. Это ужасное откровение. Бухта русалок могла бы сразить дракона, если бы знала их силу.

— Посмотри на меня! — плачет она. — Я чувствую, как моя кожа высыхает, как чешуя становится все туже и туже. Мне больно слишком долго находиться вне воды. Ты должен вернуть меня обратно!

— Больно?

У меня сжимается сердце. Я подношу кончик пальца к ее блестящему чешуйчатому хвосту, паря, как будто я могу погладить ее — но внезапно, я боюсь сделать это. Воздушные потоки, когда мы парили… они казались