Госпожа Орингер - Алек Д'Асти Страница 30

Сэм прошипел себе под нос парочку изощренных ругательств, вскочил на ноги, одернул майку, сунул руки в карманы просторных штанов и прошелся по комнате туда-сюда, посматривая в высокое окно.

Семейство, утомленное долгим, насыщенным событиями днем уже давно разбрелось по комнатам и угомонилось.

Черное беззвездное небо захватило седоватые пустоши, утопив горизонт в чернильной темноте. Где-то неподалеку, в зарослях терновника, запела одинокая цикада… в коридоре снова раздались топот, пофыркивание, а потом и тонкое поскрипывание петель.

Сэмиэлль прислушался, раздраженно чертыхнулся: «Толстый, чтоб его! Полез все-таки!» – и выглянул в коридор.

Дверь в спальню Уилмы была приоткрыта – пол и стену напротив рассекла тонкая полоска желтого света.

Сэм нахмурился: «За хвост выволоку!» – приблизился к желтой полосе и заглянул в комнату.

Толстого внутри не оказалось.

Небольшой торшер наполнял комнату теплым светом, многократно отражаясь в оконных стеклах. Белоснежное одеяло громоздилось на кровати покинутой грустной кучкой. Устроившаяся в кресле Уилма отвлеклась от книги, улыбнулась Сэму, неловко пригладила подол своего простого домашнего платья, заправила за ухо выбившуюся из пучка прядку…

Сэми вздохнул: «Засада…» – но все же подошел к ней, присел на подлокотник кресла и забормотал:

– Извини, что без стука. Думал, Толстый опять к тебе жмется, мешает и слюнявится. И днем… мои совсем затискали тебя при встрече, исцеловали всю – они очень переживали за тебя, прости, если… хм, тебе не спится?..

Уил отложила книгу, глянула на Сэма загадочно и ответила ему:

– Да. Не спится. Очень не хватает тебя. Вернее твоего голоса рядом. Привыкла… там, в капсуле.

Ночная цикада прибавила громкости. Ветер зашуршал по оврагам и кустам, стукнул оконными створками, приподнял тонкую занавеску.

Сэм напряженно уставился на Уилму.. Она не отвела взгляда. Сэмиэлль нахмурился, сипловато отмечая:

– Ты была без сознания. Я думал… думал, что ты не слышишь меня и…

– Думал, что не слышу? – усмехнулась Уилма, вытянула ноги, зачем-то рассмотрела свои полосатые носки и снова перевела взгляд на Орингера. – А зачем же тогда говорил со мной? Постоянно. Я ведь всего лишь твоя секретарша, или нет? Хм, видимо, нет. Ты постоянно мне что-то рассказывал, читал, нашептывал, просил, звал, не отпускал… признавался в любви.

– Вилли… – Сэми смешался под ее неподвижным взглядом.

– Даже стихи! – удивленно приподняла брови Уилма, вспоминая. – Стихи! Я и предположить не могла! Мой угрюмый шеф и стихи! Стихи и занудный, вечно бухтящий что-то себе под нос гений от архитектуры.

– Уил… – Сэми тяжко вздохнул. – Я понимаю, как это все сейчас выглядит. Все эти сплетни о нас, что мусолят на Лисьей, здесь и в Полисе… ты ничего не должна мне и ничем не обязана, ты…

– По четыре века проходит за день, – почти шепотом процитировала Уилма, снова рассматривая носки. – И черно, как в гулкой печной трубе…

– Уил… Вилли…

– Ходишь, как слепой, не считая ссадин. И не знаешь, как… позвонить тебе4.

– Уил, ты ничем не обязана. Мне было нужно, чтоб ты жила. Мне было нужно.

Уилма кивнула, встала с места – Сэм тут же вскочил, придерживая ее под локоть – и направилась к окну. Щелкнув задвижками, она открыла створки шире, вдохнула прохладного, будто сладкого ночного воздуха, повернулась к взволнованному Сэмиэллю и продолжила:

– Ужасно, ужасно. Работать с тобой было ужасно. Я пришла к тебе на собеседование и осталась, а потом очень долго обижалась на себя – зачем? Почему осталась? Первые полгода я места не находила, а потом так привыкла ходить подранком. Подбирала за тобой изрисованные какими-то необыкновенными орнаментами листочки, картонки с сине-белыми схемами мостов и переходов, инфостекла с заметками, смотрела тебе в спину, все думала – ну надо же! Бывают же… такие. Такой. Нельзя таким быть, Сэм! Талантливым, красивым, цельным, нельзя! И семейство у тебя, как назло, оказалось совсем не заносчивым, как некоторые высокородные господа, а очень теплым и приветливым. Ужасно. Поэтому я не позволяла себе вольностей. Была просто коллегой. Профи. Потому что, ты… как битва, понимаешь? Ты, как сражение, как война. И я думала, я была уверена, что живой мне не выбраться. После, когда тебе наскучит незамысловатая интрижка – «чрезвычайно породистый шеф и его хлипкая неказистая секретарша», потом… Я даже не думала о том, что этого потом вообще может не быть, что я могу вдруг оказаться в вязкой черноте, не чувствуя тела, рук и ног. Идиотка. Там ничего не было, ни-че-го. Только чернота и твой голос. Вот тебе и… сражение.

Последние слова дались Уилме с трудом – Сэм подошел совсем близко, околдовывая ее взглядом, будто заслоняя плечистым силуэтом всю комнату, запирая Уил между собой и черными ночными пустошами, уже не придерживая ее за локоть, а привлекая к себе, сильно обнимая, так, что ей стало спокойно и тревожно одновременно, тепло, почти жарко и очень голодно. До мгновений, часов, дней, месяцев жизни рядом с ним. До его запаха, мягких прикосновений и осторожных, но совершенно умопомрачительных поцелуев, обжигающих шею, чувствительную кожу за ухом, висок, скулу, щеку, губы…

Орингер осмотрел прильнувшую к нему, разнежившуюся Уилму, довел ее до кровать, уложил, примостился рядом, соорудив вокруг них уютное одеяльное гнездо и пробурчал:

– Я сегодня тут буду. И вообще. Все время. Всегда буду с тобой.

– Всегда? – прыснула Уилма, заранее уточняя. – Меня повысили? С сохранением прежнего оклада, господин архитектор, или я могу рассчитывать еще и на премиальные время от времени?

– Шали-и-ишь… – замурлыкал Сэм и еще теснее прижался к Уилме, легко поглаживая ее под одеялом. – Премиальные будут, чуть позже. Натурой, если вы не станете возражать, многоуважаемая профи.

Многоуважаемая профи не стала возражать – уже в полудреме сняла заколку, распуская волосы, и закрыла глаза. Темнота больше не была вязкой, не пугала ее. Темнота была тихой, теплой и упоительно пахла любимым человеком.

Сэм тихо щелкнул пальцами – погасил торшер и замер, беспокойно прислушиваясь к ровному дыханию Уил.

В коридоре опять заскреблось и затопало. Дверь дрогнула, впуская в комнату носатый серебристый шарик с хвостом – Толстый закончил патрулирование и вернулся к гостье, остро нуждающейся в его присмотре и обогреве.

Сэми раздраженно зашикал на него, покосился на уснувшую Уилму, беззвучно проартикулировал наглому лису: «Пшелвон!» – но в ответ получил лишь тихое презрительное пофыркивание.

Толстый удивительно плавным для такой комплекции движением перетек с пола на кровать, распластался в ногах у Уилмы, положил голову ей на колено и умиротворенно засопел.

Орингер сдался, оставив его в покое, подумал: «Уснуть, наверно, все