Наталья Якобсон - Избранники Тёмных сил Страница 31

Неужели ты не спасешь меня, неужели бросишь здесь, мысленно Марсель взывал к Эдвину, требуя помощи, но вслух боялся вымолвить даже слово. У него уже рябило в глазах от блеска сапфиров и бриллиантов, усыпавших причудливые, вычурные наряды, от радужного многоцветья фероньерок, венчиков, тиар, от сияния матовой кожи, от кровавого света крупных рубинов в поясах и колье. Еще более насыщенно — алым был цвет женских губ. Какие у них зловещие взгляды, какие холодные руки. Можно утонуть в их глазах, замерзнуть в их объятиях. И Марсель продрог бы до костей, если бы Эдвин внезапно не вызволил его. Сильная рука легла ему на плечо, и дамы отступили прочь.

Он принадлежит мне, как будто молчаливо заявлял Эдвин, и никто не имеет права обольщать его сегодня. Нечисть трепетала перед ликом ангела, как перед изображением пламенеющего креста. Они боялись его, но потому ли, что он святой дух, или же он вовсе не свят и не добродушен. Может, он всего лишь один из них — самый главный.

— Тебе еще рано сворачивать с пути истинного, — великодушно заявил Эдвин.

— Но я уже с него свернул, — с честностью простачка возразил Марсель и был вознагражден снисходительной улыбкой.

— Скажу более откровенно, — согласился Эдвин. — Ты должен выжить, чтобы запечатлеть на холсте свои сегодняшние впечатления. Мне это будет небезынтересно.

— Я постараюсь, — Марсель не успевал следить за чередой событий, он снова сидел в карете, напротив Эдвина, и экипаж мчался вперед, но уже не по улицам мрачного города, а по пестрящим фонарями мостовым Рошена.

— Ты был в раю, а сейчас увидишь ад, — шепнул Эдвин, так тихо и проникновенно, что его шепот можно было принять за иллюзию. — Познакомившись с элитой, ты должен взглянуть и на тех, кто опустился. На так называемых изгоев.

Карета остановилась, кучер спрыгнул с козел, чтобы отворить дверцу. Марселю в лицо дохнула свежесть моросящего дождя. В оранжевых отблесках фонарей он разглядел фасад с кариатидами и мрачноватую вывеску над закрытым театром. «Покровитель искусств», под надписью были изображены череп и роза. Афиши Марсель рассмотреть не успел. Пальцы Эдвина, как наручник, сомкнулись на его запястье и потащили его куда-то мимо театра, к старому, обветшавшему зданию, скорее всего, бывшему дворцу, знавшему когда-то лучшие времена. Главный вход был заколочен, но то ли тайный, то ли черный ход вел куда-то вглубь, в самые подвалы. Марсель, действительно, решил, что его тащат в ад. Он никогда не спускался так глубоко под землю, никогда не слышал божественные, неземные голоса, поющие где-то в самом низу, под нескончаемой винтовой лестницей. Какая сладкая песнь, так поют сирены, почуявшие близость жертвы. Где-то вспыхнула лампада. Перед глазами Марселя пронесся целый калейдоскоп фресок, картин, гравюр и крылатых статуй. Если Эдвин привел его в подвал, то этот подвал скорее похож на анфиладу бальных залов. Где-то во мгле кто-то играет на клавесине. Марсель видел тонкие бледные кисти, ритмично взлетающие над клавишами.

— Ко мне! — позвал Эдвин, и какие-то грациозные, затянутые в черный шелк силуэты начали отделяться от тьмы, так быстро и естественно, будто рождались из нее. Элегантные дамы обступили Марселя со всех сторон. Их черные бальные платья совсем не напоминали пестрые карнавальные наряды фей. От них веяло мраком. Глаза светились на бледных лицах, ярко, но безжизненно, как драгоценные камни. Голодный блеск, так не сочетающийся с изяществом манер и галантностью.

Тени отделялись от стен, выходили из-за статуй, материализовались из пустоты, и они были прекрасны. Таких, по-кошачьему грациозных созданий Марсель не видел никогда.

— Чем он так провинился перед тобой, что ты приводишь его к нам? — зашептала какая-то дама, обращаясь к Эдвину.

— Что он такого сделал? За что ты наказываешь его так сурово? — казалось сами стены повторили ее шепот, и он гулом пронесся по зале, рождая хриплое, смеющееся эхо.

— Гонория! Присцилла! — Эдвин подозвал двух самых изысканных красавиц, хрупких, как фарфоровые статуэтки и хищных, словно две пантеры. Мертвенную бледность одной из них еще больше подчеркивала мушка на щеке, густая челка прикрывала ей лоб, и Марселю на миг показалось, что под волосами сияет некий тайный и позорный знак.

Эдвин отступил куда-то во тьму, а женщины бесшумно, как тени обступили Марселя. Одна из них обняла его за талию и поцеловала в шею, и юноша содрогнулся от резкой пульсирующей боли. Что-то обожгло кожу на незащищенном горле. Струйка крови скатилась на воротник, но ему уже было все равно, он смотрел, как все новые и новые тени появляются из мглы, а ангел равнодушно наблюдает за ними, прислонившись к постаменту какой-то статуи.

— Эдвин! — хотел позвать Марсель, но зов потонул в новом приступе боли, голова закружилась от бессилия. Черные платья легко шелестели вокруг него, светились белые лица, одухотворенные и печальные, манящие, как сама тайна.

— Ты ведь не хочешь, чтобы твой протеже остался здесь навсегда? — тихо спросил приятный мужской голос, который Марсель уже, казалось, слышал где-то раньше, но вопрос был обращен не к нему, а к Эдвину.

— Нет, я только хочу, чтобы он узнал, что такое подземный мир и не стремился больше вслед за мной в преисподнюю, — так же тихо ответил Эдвин и повелительным жестом отослал собеседника прочь.

Марсель готов был вечно оглядываться на светящийся нимб волос своего проводника по иным мирам, но чья-то тонкая сильная рука обхватила его за подбородок и заставила отвернуться. Теперь он видел только визави — хрупкую, болезненно-бледную даму с мушкой на щеке и других женщин за ее спиной. Если бы не матовые обнаженные плечи и кружевная отделка бальных нарядов, то темные тона можно было бы принять за траур, а самих леди за плакальщиц. Но вот одна из них чуть склонила голову на бок и улыбнулась. В ровном ряде жемчужных зубов сверкнули два заостренных резца. Марсель уже смотрел поверх чернокудрых голов на плоскую стену, точнее на небольшой участок над стрельчатой нишей, выше расписного плафона потолка. Краски на фреске, которая привлекла его внимание, высохли и частично облупились, по изображению тянулась сеточка трещин, но нарисованная девушка все равно была чудесной и неземной, как библейский персонаж, как мадонна. Марсель узнал те черты, которые так тщательно сам вырисовывал на холсте, узнал даже сверкающего змея, свившегося кольцами возле ступней красавицы. Точно такого же змея изобразил он сам на своих набросках. Правда, он ни разу не рисовал в руках у красавицы длинный свиток с магическими письменами, никогда не окружал свою картину причудливым бордюром из рунических знаков. Он бы смотрел на фреску вечно, но та дама, что улыбнулась ему, неожиданно приблизилась, закатала ему рукав и прижалась губами к оголенному запястью. Марсель следил за происходящим отстраненно, как за каким-то ритуалом, который он не в силах ни приостановить, ни изменить. Он не сразу ощутил боль от укуса и режущее жжение в открывшейся ранке на запястье. В ушах звенело от шепотов, тихого сосущего звука возле собственной, незащищенной больше рукавом руки и шелестящего, мелодичного смеха. Когда он проснулся у себя в постели, то этот смех все еще стоял у него в ушах.