Черное пламя Раграна 3 - Марина Эльденберт Страница 31

Я должна была что-нибудь сказать, что-нибудь ответить, но во мне не осталось слов.

— Оборот — оборот в глубоководного фервернского после прямого вливания крови их лидера непредсказуем. Такой силы, как у меня, сейчас в мире нет. Я не представляю, насколько это пламя перекрывает сознание, но сейчас я понимаю, что должен это сделать. Я должен найти их раньше, чем они упадут без сил, раньше, чем их пламя вырвется и причинит вред им или кому-то еще. Я должен вернуть их. Именно я.

Он не дожидается моего ответа, касается коммуникатора:

— Ингерда, подготовь комплект документов на случай экстренной ситуации. Да, ты знаешь, что делать.

Похоже, здесь все знают, что делать, кроме меня. Даже его новая секретарь, до этой минуты я пару раз слышала, как он просил ее связаться с тем-то и с тем-то на ходу.

Вайдхэн обходит меня так резко, будто боится, что передумает. Потом что-то говорит вальцгарду, а я все это время стою в странном оцепенении. Что значит — он не представляет, насколько это пламя перекрывает сознание? Еще пару десятилетий назад оборот иртхана, даже самого сильного, считался невозможным. Потому что дракон, получая власть, полностью захватывал разум и мог даже уйти в пустоши. Навсегда.

Потом это стало реальностью: начиная с Рэйнара Халлорана и заканчивая Ландерстергом и его женой. В них ведь тоже есть черное пламя? Значит, оборот в дракона и обратный — в человека, то есть в иртхана — возможен?

— Бен, — я догоняю его на лестнице. — Ландерстерг и его жена оборачивались? И вернулись?

— У Лауры был полуоборот. У ее супруга — полный, но у них несколько иная ситуация. К чему ты это сейчас спрашиваешь?

«К тому, что не хочу, чтобы ты ушел в пустоши», — мелькает сумасшедшая мысль в голове. Но я действительно этого не хочу. Даже если отбросить все то, что я никому такого не пожелаю, внутри меня живет абсолютно безумная часть, стремящаяся к нему так яростно, что впору лечиться от раздвоения личности.

— Просто надеюсь, что ты вернешься.

Он останавливается, прямо на лестнице.

— Надеешься или хочешь?

— Не цепляйся к словам, пожалуйста. Просто верни наших детей и себя заодно.

Это совсем не то, что я хочу сказать, потому что внутри совсем другие слова, но я ими давлюсь, а вместе с ними запихиваю поглубже все чувства. Сейчас для них точно не время и не место, да и в целом, череда наших встреч с Вайдхэном — это какая-то непрекращающаяся цепочка форс-мажоров, в которой не то что в чувствах разобраться, себя бы не потерять. Я просто хочу выдохнуть. Хочу, чтобы дети были в порядке, хочу, чтобы мы поговорили вне всяких напряженных ситуаций. В спокойной обстановке, когда никто не сгорает от огненной лихорадки, никто не потерялся в большом городе, когда мы не хотим вцепиться друг в друга и не под влиянием парности. Уж точно не под влиянием последней.

Все эти мысли отпечатываются в моем сознании, а в следующий миг я уже ловлю его улыбку. Он улыбается. С ума сойти! Вайдхэн улыбается. И когда? Именно сейчас, именно в такой момент!

— Я сказала что-то смешное? — интересуюсь я.

— Вовсе нет.

— Тогда что?

— Я подумал, что ты справишься, Аврора. Просто справишься, даже если я не вернусь. Ты уже справилась — когда родила и вырастила троих чудесных детей.

Это меня сейчас должно успокоить?

— Эй! — возмущенно кричу я, но Вайдхэн уже поднялся наверх, отдает последние приказы вальцгардам, а после в сопровождении двух идет к верхним лифтам. На них можно подняться прямо на верхнюю парковку и на крышу. Видимо, именно на крышу они и направляются, потому что я смутно представляю, каким будет его оборот.

Бросаюсь было за ними, но меня останавливают вальцгарды:

— Сожалеем, риам Этроу, но вам туда нельзя.

— Что значит — нельзя? Я его пара.

— Приказ риамера Вайдхэна.

Этот… риамер Вайдхэн даже со мной не попрощался.

— Тогда я пойду подышать свежим воздухом на балкон.

— Сожалеем.

— Вы издеваетесь?!

— Балконы закрыты, — поясняет вальцгард. — Во всем здании. Сейчас никто не сможет выйти подышать воздухом.

— Да почему?!

Не проходит, кажется, даже секунды, как мне становится понятно, почему. По ощущениям это не с чем сравнить. Похоже на вспышку или на взрыв звезды, или на то и другое вместе, потому что за окнами полыхает — и черное пламя расходится кольцами в стороны. Как волны. Мои глаза и реакции тела, очевидно, слегка запаздывают, потому что я замечаю, что все аэромагистрали перекрыты, на них нет ни единого флайса: там, куда эти волны могли бы дотянуться, а черное пламя мерцающим флером прокатывается вдоль здания, как активированная защита. Мощь, накрывшая нас, стирает и звуки, погружая комнату в звенящую тишину, и саму реальность. Воздух словно дрожит перед глазами. На миг я теряюсь в пространстве-времени, а когда прихожу в себя, вижу массивную черную тень и следом — дракона. Дракона невероятно красивого, закрывшего собой весь город: иссиня-черная чешуя, мощные крылья, черные шипы, и вот он уже взмывает ввысь и парит над Мериужем. Я, не отрываясь, смотрю ему вслед, пока он не превращается в едва различимую точку.

Пока не чувствую, как кто-то касается моей руки, ставших нечувствительными пальцев. Опускаю глаза: рядом стоит Лар, которого привезли пару часов назад. Дрим жмется к нему, жалобно повиркивая — она вообще ничего не понимает.

— Мам, — тихо спрашивает мой сын, — папа же найдет Роа и Риа?

Папа? Он назвал его папой?

Мне кажется, или я ослышалась? Или он имел в виду Элегарда? Конечно же он имел в виду Элегарда!

— Лар, папа пока не может приехать…

— Я про Черное пламя Раграна, мама, — неожиданно серьезно произносит мой сын, окончательно выбивая почву у меня из-под ног. Он что, все это время считал его отцом? В смысле, принимал его как отца? Как папу, который его бросил?

У меня начинает кружиться голова от этого осознания.

— Лар, пойдем к тебе, — говорю я. Такое точно не стоит обсуждать в присутствии посторонних.

Мы быстренько закрываемся у него в спальне, уютная просторная комната, которую подготовили к его приезду, сейчас выглядит так, будто он всегда здесь жил. Правда, я не успеваю удивиться, потому что мой сын вздыхает