Лимб. Анафемные души - Елена Филон Страница 31

– Временно. И не без последствий, – поднимаюсь на ноги, хрустя суставами, и пытаюсь размять затёкшие ноги.

– И ты видишь её! – улыбка Рэйвена становится ещё безумнее, и я решаю отойти подальше, если он вдруг вновь решит продемонстрировать свою самую жуткую сторону. – О, да! Ты видишь свой Осколок! – тычет в меня пальцем.

– Что? – застываю. – Нет, я вижу…

– То, как анафема, с которой ты напрямую связана, входит в тела заблудших и пожирает их души! Вот, что ты видишь! – Тремя проворными шагами настигает меня и замирает в нескольких сантиметрах от моего лица. Глаза горят в диком безумии, а руки падают мне на плечи и слегка встряхивают.

– Когда был последний припадок? – спрашивает, и на этот раз безо всякой угрозы.

– Давно уже.

– Хорошо. – Разворачивает меня в противоположную сторону и толкает в спину. – Лори, пошли! Сегодня отдыха не будет!

– Куда? – отвечаю вместо Лори, делая неуклюжие шаги.

– Чистый сектор временно откладывается. Сначала надо найди тот Осколок.

– И чем Я могу тебе в этом помочь? – И я, правда, не понимаю! – Ты же вышел на неё как-то и без меня…

– Сейчас всё по-другому. Анафема знает, что приговорена мною. Она прячется, – Рэйвен продолжает подгонять меня в спину, а я передвигаю ноги и чувствую, как первые ледяные струйки холода закручиваются вокруг лодыжек. Бродить по Лимбу ночью, в жару, или в сумасшедший холод могут только психи. Один из них сейчас как раз и собирается это сделать.

– И ты всегда их парами убиваешь? – спрашиваю, провожая взглядом последние лучики солнца убегающие за горизонт. – Анафему и её Осколок.

– Если повезёт, – сухо отвечает Рэйвен.

– А если кто-то один остаётся?

– Значит, я найду его позже и убью. Шевелись!

– Это лишено смысла. Я не могу знать, где сейчас анафема, которая отправила великого палача перерождаться, а он обвинил в этом меня!

– Потому что ты и она – единое целое! И прекращай спорить и трепаться! Мне надо подумать.

– Над чем?.. Над тем, как будешь «тушить» меня во время следующего припадка?

– Твоя задача – показать мне, где сейчас эта тварь и в чьём теле. Остальное – моя проблема.

Резко останавливаюсь и не сдерживаю мрачной улыбки:

– Так значит теперь, тебе моя помощь нужна? А ты не охренел?!

Глаза Рэйвена сверкают в полумраке, и я уже практически вижу, как его рука летит мне в лицо, и даже хочу закрыть глаза, готовясь к вспышке боли, но ничего не происходит. Белая ворона не двигается.

– Твой Осколок сожрал душу ребёнка, и один Дьявол знает, сколько душ было до него, – говорит приглушенно. – И раз уж только в телах заблудших эти твари могут существовать, то на этом твоя анафема не остановится.

– Не пытайся заставить меня поверить в то, что тебя волнует душа какого-то ребёнка, Рэйвен.

– Меня – нет, – жестоко ухмыляется. – А тебя?..

– Ха. Я таскаюсь по Лимбу за собственным палачом и готовлюсь к смерти! С чего взял, что меня должна волновать судьба будущих пожранных анафемами душ?

– А с того, – в глазах Рэйвена полыхают два дьявольских огонька, – что эгоистичные стервы не поют в церковных хорах.

– Ладно! И куда ты тащишь меня на этот раз, палач?! – кричу уже в его отдаляющуюся спину.

– Туда, где ты снова отследишь свою Анафему! А я убью её. Только на этот раз до конца.

– Или она… – шагаю следом, – убьёт тебя снова.

Глава 13

Иногда, сидя в изоляторе Подземного города, где скользкие покрытые плесенью стены были моими единственными и молчаливыми собеседниками, я фантазировала о том, какая же была моя настоящая жизнь. Кем я была и как много успела сделать для этого мира?.. Хорошим я была человеком, или плохим. Какую музыку слушала, где жила, что любила и… кого любила. Любила ли?..

И вот теперь понимаю, что каждый раз придумывала себе нечто, что гораздо лучше того, что было у меня на самом деле. В фантазиях у меня была добрая, отзывчивая мать, которая любила моего отца и всегда стояла горой за свою семью. В фантазиях я была счастлива до того времени, пока в жизни не случилось нечто настолько ужасное и сломавшее меня, что я решила уйти из мира живых. Что-то похожее на вспышку фотоаппарата, которая ослепляет всего на мгновение, но за эту секунду ты теряешь себя и принимаешь неверное решение, которое в итоге становится роковым. И как бы сильно не жалел о нём впоследствии, уже ничего нельзя изменить – фотоснимок сделан.

Так я думала – что совершила ошибку по собственной глупости, потому что не чувствую в себе желания умереть. Принятие безысходности и проклятия выпавшего на мою душу – это одно. С этим можно и даже нужно смириться, ибо у меня нет другого выхода. Но тогда почему же так сложно смириться с тем решением, которое я приняла, камнем уходя на чёрное дно озера, и на все сто процентов была уверена в том, что делаю? Почему же сейчас не чувствую той уверенности?..

Что меня сломало?

Что изменило?

Что прокляло?..

А ещё я окончательно запуталась в теории Рэйвена. Всё складывается настолько противоречиво и нелогично, что уже не знаю, во что верить.

Каким вообще образом у той анафемы, которую этот палач называет моим Осколком, оказались воспоминания о моей жизни? О моей! Почему их нет у меня, но есть у неё? Как вообще понимать всё это, если все, кто видел мою душу, заверяют, что она не была раздвоена?

– Откуда они у неё? – решаю озвучить этот вопрос, стуча зубами от холода и с трудом передвигая за Рэйвеном ноги.

– Что и у кого? – с раздраженным вздохом спрашивает тот, ведя меня уже по третьему промежуточному сектору, который имеет материализацию узких улочек какого-то древнего и судя по полуразрушенной архитектуре азиатского поселения.

– Откуда у того Осколка, что отправил тебя на перерождение были мои воспоминания? И почему он оставил их Тебе?

– Он не оставлял их мне… Считай поделился ими, когда оставлял свой гнилой след на моей душе.

– Это всё равно не объясняет того, почему они вообще у него были, в то время когда я их начисто лишена.

Рэйвен поворачивает голову и бросает на меня взгляд двух чёрных дыр, потому что во мраке ночи именно ими и кажутся его глаза на фоне призрачно-бледной кожи.

– В этом секторе путники, – сообщает с неким гаденьким подтекстом. – Не хочешь сходить поздороваться?.. Только знай, что у меня сейчас нет никакого желания выдёргивать им руки, когда они захотят тебя