Смерти подобна (СИ) - Мелевич Яна Страница 32

— Когда у нас таки свадьба? Маме надо посчитать расходы.

Глава 22

Если бы я была магом земли, то сейчас просто провалилась бы в собственноручно созданную пропасть. Лопата дернулась, и гладкое древко я ощутила своей кожей раньше, чем успела понять, что артефакт возмущен столь бесцеремонной речью матерью Василия.

О, великая Смерть, можно прямо сейчас умереть? Желательно, чтобы этот проницательный взгляд темных глаз не сверлил меня до дырки во лбу.

— Э-э-э, здравствуйте, Иуда Авраамовна, — пролепетала я, посылая застывшему Василию лучи ненависти. — Давно не виделись.

— Да уж. С тех самых пор, как мой сын из-за тебя двойку по заклятиям получил, — поджала губы матушка Васи, отправляя блюда с чем-то невероятным вкусным на кухню.

Она и это помнит. Ужас просто.

Вася разводит руками, пока я негодующе смотрю на него. Помню я тот день. Он мне хотел дать списать контрольную, но нас поймала учительница. А поскольку у нее были какие-то личные счеты к магам, она влепила нам «неуд», отправляя к директору. Хотя ни я, ни Вася не успели ничего сделать. Я хотела отказаться, настаивала, что не собиралась ничего списывать. Только кто бы меня слушал.

И это был, прости великая Смерть, девятый класс. Ничего себе память у дамочки.

— Мам, я уже говорил, что это было недоразумение, — попытался вмешаться Шумский, но Иуда Авраамовна только махнула рукой и поправила ворот шелковой блузки.

— Что было, то прошло. Верно ведь, Кристиночка? С тех пор правила не нарушаешь? — потянула мать Василия, прищурив взгляд.

— Ну-у-у, да-а-а… — потянула я, поднимая взгляд к потолку, где у меня пентаграмма защитная была начерчена. На всякий случай мысленно вспомнила заклятие активации, но не успела до конца проговорить, как услышала:

— Вася, я там в машине тяжелый пакет оставила. Сходи, принеси.

Ой-ой.

— Мам, чего ты там принесла? Мы с Крис… — начал было Василий, почуяв неладное. Только Иуда Авраамовна не зря за место на рынке дралась точно львица. Лопата ощутимо нагрелась, а двери в квартире разом захлопнулись от порыва ветра. Черты лица заострились, и темные глаза посветлели от воздействия воздушной магии госпожи Шумской.

— Сына, — этот тон заставил Василия вдохнуть кислород с шумом. Будто еще немного, и он голову втянет в плечи, пытаясь казаться меньше. Однако Вася сдержал себя, сжимая пальцы в кулак и выдохнув:

— Мама, я не думаю, что это необходимо.

— Вась, — позвала его, заставив вздрогнуть. — Иди.

«Если нам с Иудой Авраамовной суждено поссориться, то лучше пусть ты будешь подальше. Ни к чему портить отношения сына и матери», — мысленно добавила я, дождавшись, пока Шумский неуверенно кивнет и шагнут в сторону двери. Он периодически оглядывался, будто спрашивал, уверена ли я. Оттягивал секунды, но в конце концов вынужден был выйти из квартиры, оставив меня с его матерью наедине в коридоре.

— Итак, — начала я, когда дверь с шумом захлопнулась. Вздрогнув, я прищурилась, недовольно бурча:

— Знаете, использовать ветер в попытке давления на собеседника — не есть хорошо. И вообще, у меня двери не титановые.

— Дерзкая, — усмехнулась Иуда Авраамовна, поворачиваясь и совершенно по-хозяйски двигаясь в сторону кухни. — Наверное, именно этим ты ему нравишься. У нас это семейное: в наглецов влюбляться.

Я непонимающе наклонила голову, пока мать Шумского шла ко мне на кухню.

По дороге она комментировала каждую деталь: тут свечи оплавились и воск испачкал тумбу.

Здесь печать стерлась, заклинание уборки барахлит. Надо бы мага-бытовика хорошего, но в городе у нас одна пьянь вроде Михаила Михайловича. В туалете бачок подтекает, в ванной — кран. Трубы старые гудят, стены из картона. Воняет зельем, проводка ни к черту.

— Это белье? — возмущается мать Шмуского, тыча в гору одежды, сваленную там, где я ее оставила. Прекращаю стоять столбом и спешу к Иуде Авраамовне, ногой задвигая кучу за валяющуюся рядом корзину, хмуря брови.

— Извините, Иуда Авраамовна, — начинаю разговор, пытаясь мысленно построить диалог правильно. Сказать ей по поводу ее матримониальных планов все, что думаю. Но аккуратно, дабы не обидеть. — Насчет свадьбы…

С совершенно невозмутимым видом мать Васи снимает крышки с принесенных блюд. От вида форшмака, бефстроганова и цимеса из фасоли с хрустящими тостами захлебываюсь слюной. Все свежее, вкусное и источает невероятные ароматы. Пока Иуда Авраамовна ходит, проверяя мои шкафчики, придирчиво разглядывая столовые приборы на предмет грязи, я отставляю лопату, пытаясь справиться с собственным желудком.

— Зелье для межпространства? — интересуется она как бы невзначай, бросая взор на кастрюлю, где кипит отвратительная жижа.

— Ага, — отзываюсь невольно, кося взором на еду.

— Огонь убавь до двойки. Имбирный корень не любит больших температур на последней стадии. Это напрямую влияет на качество, — советует Иуда, а я отставляю лопату и спешу исполнить е указку, нажимая на панели нужную кнопку.

Может, не так плохо, что она пришла. Качество правильно сваренного зелья очень важно. Ведь от этого зависит ход нашего расследования, возможно, нам удастся что-то понять в этом странном деле.

Непроизвольно погружаюсь в свои мысли. Сейчас, когда я в собственной уютной квартире, все эти надвигающиеся проблемы кажутся чем-то нереальным. Со дня на день в город нагрянут столичные маги и начнут переворачивать каждый камень. Вася не зря так торопится, ведь церковь очень обеспокоена. Допускать в свои таинства посторонних они очень не любят. Поэтому, если есть возможность разрешить проблему без участия военных, то церковники готовы нарушить даже парочку собственных заветов. Раз уж меня взяли на работу в качестве помощника при расследовании кражи, значит, что-то настоятель желает скрыть не без помощи Святейшего Синода.

— Ты мне не нравишься.

— А?

Я резко оборачиваюсь, удивленно смотря на Иуду Авраамовну. Так задумалась, что не слышала, как она подошла ближе. Я ощутила аромат печеных яблок, стоило матери Василия подойти ближе. Забрав у меня большую ложку, она принялась помешивать зелье, рассматривая потертый перепачканный кафель, которым была обложена задняя стенка позади индукционной плиты.

— Я никогда не приму тебя в невестки, Кристина, — повторяет Шумская, а я хмурюсь, складывая на груди руки и отступая. Почему-то от этих слов стало очень обидно. Неужели я настолько плохая хозяйка? Или дело в чем-то другом? Не то чтобы я очень хотела…

— И в чем проблема? Лицом не вышла или дар мой виноват? — процедила сквозь зубы, ощущая, как сила забурлила по венам вместе с кровью. От смешка, долетевшего до моих ушей, стало еще неприятнее.

— Знаешь, в Одессе у меня было все, — рассеянно говорила мать Васи, пока я хмурилась, не понимая, о чем она ведет речь. — Могла выбрать любого из представителей знати и блистать на балах в Петербурге.

— Не понимаю, к чему…

— Но замуж вышла за молодого дерзкого парнишку из соседнего подъезда с большими мечтами и невероятными идеалами.

Я закрыла рот, слыша, как меняется интонация Иуды Авраамовны. Каждое ее слово вызывало во мне противоречивые чувства, а сама она преобразилась на глазах. Взгляд затуманился, руки начали дрожать, отчего ложка стучала по стенкам кастрюли. Откладывая прибор, мать Васи долго вытирала руки поданным полотенцем, после чего решительно посмотрела на меня.

— Он тоже был таким. Ярким, привлекательным, с невероятным, но очень опасным даром. У Рахмата не было ни богатых родителей, ни именитой родословной.

— И дело только в этом? — я приподняла бровь, на что Иуда Авраамовна рассмеялась, убирая полотенце и подошла к окну, выглянув во двор. Наверное, смотрела на сына, который явно задерживался.

— Дело было в нем самом. Такие, как ты и мой Рахмат, вы ставите свои убеждения выше всего остального. Близкие люди всегда для вас на втором месте.

— Это не так, — мотнула я головой, делая шаг назад и сжимая зубы от переполнившей меня ярости. Ее слова задевали внутри те струны, которых я сама боялась касаться.