Хранитель для попаданки, или Любовь меж двух миров - Александр Верт Страница 32

– Да, – ответила Алика, собравшись с духом.

Она, как и я когда-то, вместо того чтобы расслабиться, напряглась, сосредоточилась, не понимая, что так сама себе помешает, но рассказывать ей все это я не стал, только убедился, что мой ученик и наставник стоят на балконе.

Людгарден прислонился к стене и наблюдал довольно лениво. Он достал свою трубку и выдыхал кольца радужного дыма, а Эргат буквально висел на перилах, глядя на нас огромными восторженными глазами. Я улыбнулся ему и тут же посмотрел на Алику, протягивая ей вторую руку.

– Идем? – спросил я.

– Что вот прямо так? А мы не должны сказать какое-нибудь заклинение или…

Она сама осеклась, а я улыбнулся и просто сделал первый шаг из круга назад. Мое тело помнило дорогу и ему было не важно, как именно идти. Под ногами сразу засияла золотая линия, отчерчивающая путь. Свет исчез, а руны на потолке одна за одной загорались, словно звезды.

Алика неловко делала свой первый шаг за мною следом, а я улыбался, как безумный, только теперь осознав, что мне суждено разделить с ней одно из величайших истинных чудес в ее жизни.

Глава 18 – Истинное торжество магии

Алика

Руки у Глюквендера были теплыми, потому мне совершенно не хотелось их отпускать, когда мы оказались в круге. Наверно, если бы в этом не было никакой надобности, я все равно решила бы держать их как можно крепче. Что именно мне помогало расслабиться: эти его теплые руки или сам зал – я не знала, но повинуясь какому-то внутреннему порыву, я закрыла глаза. Сделала глубокий вдох и даже первый шаг. Почему-то совсем не боялась ошибиться, чувствовала, что если не думать, тело все сделает само. Так и выходило. Я сначала шагнула, потом поняла, что все уже началось. Это все как живое незримое нечто закружилось вокруг меня приветственным вихрем теплого осеннего ветра и зашуршало, как опавшая листва под его лаской.

Неспешно открыв глаза, я на миг даже сама себе не поверила. Был зал, а теперь это было совершенно иное место: бесконечное пространство в пустоте, вечность, сотканная из чужих снов, не иначе. В этот миг я впервые в жизни подумала, что во мне живет еще и поэт, раз в голову приходит столько всяких дивных определений темноте, что нас окружала. Бездонной, бесконечной, глубокой и совершено безопасной. В такой никому и никогда не затаиться.

Глюквендер улыбнулся, продолжая вести меня по извитой дорожке, похожей скорее на золотую нить. Когда ее касалась нога, на ней на краткий миг образовывалась бусина, а потом она проваливалась во тьму, заставляя ту вибрировать, урчать, как довольный кот. Разноцветные огни вокруг нас и над нами мерцали и, кажется, становились ярче после каждой принесенной в дар бусины. С каждым шагом сила, словно вода, вытекала из меня. От нее немели ноги, но усталости не было, потому что энергия или даже сама жизнь падала невидимым теплым дождем, одним из летних дождиков, приносящих облегчение после невыносимо раскалившего мир дня.

Если бы сейчас мне сказали, что я здесь только ради этого момента, я бы согласилась. Я даже захотела бы остаться в этой приветливой тьме навечно. В голове не осталось места размышлениям, холодному расчету и сомнениям. Теперь там роились совершенно очаровательные глупости о дождях, сплетенных снах и покое, который несла окружавшая меня вечность. Наверно, от таких эмоций становятся поэтами. Я бы, тоже бросилась сочинять стихи, так и не заметив, что это совсем на меня не похоже, но мне было так радостно, что я совсем переставала следить за своими шагами, и не отпуская рук Глюквендера, кружила вокруг, забывая о дорожке. Под моими ногами золотые бусинки всплывали там, где нити не было, росли и снова утопали. От этого все вокруг заполнялось едва уловимым звоном, в котором я далеко не сразу узнала свой собственный смех. Смутилась, испугалась и подивилась, как изменился Глюквендер. Это были не внешние перемены. Он даже не перестал улыбаться, просто не было в нем больше никакой строгости, только пытливый взгляд полный восторга. Он даже не думал говорить мне, что чего-то делать нельзя, хотя не уверена, что здесь можно говорить.

Смеяться я перестала, потянула его за собой, сбивая с пути, а смех мой все еще звучал, становясь мелодией. На реальность все это не походило, разве что на сон – безумный, яркий, невообразимо красивый сон, способный изменить жизнь. Наш путь стал танцем. Он то ли поддавался мне, то ли понял суть так и не выдуманной мною игры, ну или быть может, сам придумал ей правила, а я поверила. Только стоило ему сойти с проверенного пути, как золотая нить исчезла, а под нашими ногами стали появляться золотые плиточки, одна за одной. Они не исчезали, а выстраивали путь. Почему-то я подумала, что именно так создают музыку, – когда кто-то один задает мелодию, дает основу, а целый оркестр, подхватывая, превращает этот мотив в настоящую оперу. Я была мотивом, он – оркестром, а мир вокруг нас – опера, наша с ним. Одна на двоих…

Зачем все это нужно, не имело никакого значения, просто оно могло и хотело быть.

Окончательно потеряв голову, он закружил меня, и от моего восторга мелодия смеха изменилась, став глубокой, дрожащей, волнующей, а на смену ей на меня обрушился поцелуй. Именно обрушился, захватив сознание целиком. Глюквендер привлек меня к себе, обнял и поцеловал: не нежно, не требовательно, не страстно, а правильно, хотя что это значит, я понимала лишь один короткий миг, когда наши губы соприкасались, а потом все исчезло, будто никогда и не существовало, – от одного лишь незнакомого мне голоса.

– Босс, ну у вас и развлечения, еще и без крепкого кофе!

Мне показалось, что меня разбудили, а Глюквендер отпрянул от меня с видом человека, которого будили очень грубым способом, по меньшей мере, вывернули ведро ледяной воды, а может и пощечину влепили. Мы стояли в том же зале, в том же круге, он все еще держал меня за руку и ошарашенно смотрел в сторону.

– Позор, – вздохнул тихий девичий голос.