Шлейф сандала - Анна (Нюша) Порохня Страница 32

Через пять минут мы все склонились над нашим скарбом, лежащим на столе. Двести сорок рублей вместе с теми деньгами, что я забрала перед побегом.

- Делайте, что требуется, барышня. Сам Господь вас послал Танечке, – Прасковья перекрестилась. – Нам держаться этого места надобно.

Не став тянуть кота за хвост, я направилась к дядюшке.

Тимофей Яковлевич лежал на смятой постели и сразу же отвернулся, стоило мне войти в комнату. В ней было так накурено, что я закашлялась. Табак, видимо, был дешевым, потому что вонь стояла несусветная. Я открыла окно, чтобы хоть немного проветрить помещение и покрутила в руках пачку папирос под странным названием «Тары-бары».

- Удушиться решил, что ли, а? Дядюшка?

- Тебе-то что? – проворчал он. – Моё дело.

- Уплыла из рук парикмахерская, да? Теперь купец здесь дом своей дочери построит, а ты на паперть, - я присела в кресло. – Хороша жизнь.

- Ты чего, у Жлобина была?! – Тимофей Яковлевич резко сел в кровати. – Зачем ходила?! Я разве просил тебя?!

- А меня просить не надо. Ты, пень старый, жизнь свою губишь, а мы следом за тобой пойдем? Так получается? – я сжала кулаки. – Может, поборешься еще за свое?

- Как мне бороться?! Где я деньги возьму?! – закричал он, брызгая слюной. – Пришла сюда, умная чересчур!

- Я долг отдам. Вот только закладную на меня напишешь, - я не сводила с него тяжелого взгляда.

- Не дождешься! – дядюшка покраснел от злости и показал мне кукиш. – Вот тебе!

- Ну, смотри. Скоро на улице окажешься, - спокойно произнесла я, поднимаясь. – А со мной жил бы себе тихонечко, да в ус не дул. Ладно, бывай, Тимофей Яковлевич. Будем собираться, да ехать отсюда. Если увижу у церкви, подам милостыню, так и знай. Родственник ведь.

Я уже подошла к двери, когда услышала его надрывный всхлип:

- Зараза-а-а, да чтоб тебя-я-я… Подпишу-у-у…

- Молодец. Правильный выбор, - усмехнулась я, возвращаясь на место. – А теперь садись и калякай записку Жлобину, что завтра с визитом явишься.

Глава 25

Громко причитая с заковыристым матерком, Тимофей Яковлевич написал записку, а потом зло выкрикнул:

- И что ж теперь, я в своей парикмахерской не хозяин?! Да?! Выжила и радуешься, горгона?!

- Хозяин, хозяин, не волнуйся ты так, - успокоила я его. Горгоной меня еще никто не называл. – Да вот только оставь тебя без присмотра, ты один черт ее в расход пустишь. Пить бросай, играть в карты и за работу берись! Глядишь, и дела пойдут.

- Не командуй! – его голос сорвался на фальцет. Тимофей Яковлевич вскочил, затопал ногами, поднимая струйки пыли из старого ковра. – Пил и буду пить! Будет мне еще пигалица какая-то указывать!

- А, ну тогда сиди взаперти, пока не поумнеешь, - я забрала записку, закрыла дверь на замок и спустилась вниз, не обращая внимания на его вопли.

Отдав Прошке послание, я приказала, чтобы он отнес его Жлобину.

- Лично в руки передай. Понял?

- Ага! – Прошку как ветром сдуло. Что ж, с завтрашнего дня у нас начинается новая жизнь. Нужно приготовиться к тому, что придется много работать. Впереди осень, а потом и зима. Дом в аварийном состоянии, погреб пустой. Ра-бо-та-ть… Холода мы должны встретить в тепле и с запасами.

Я открыла парикмахерскую, в надежде, что кто-то заглянет, чтобы привести в порядок свои «кудри, лохмы, три пера или копну». Деньги лишними не бывают. Тем более, когда их не так много.

Прошка вернулся довольно быстро. Он выглядел возбужденным, и я поняла, что опять что-то произошло.

- Ты чего такой? Записку отдал?

- Отдал! – закивал Прошка, пританцовывая от нетерпения. – И чево вы думаете, Еленочка Федоровна?!

- Чево? – я уже начинала нервничать. – Тьфу ты! Что такое?!

- Меня провели в кабинеты, а там с Василием Гавриловичем молодой барин сидит! – быстро заговорил мальчишка, шмыгая носом. – Батюшка его записку прочитал, отдал ему, а тот вдруг и говорит: «А пущай он со своей родственницей явится. Охота посмотреть, что за девка. Давно здесь чужих не было».

- Так и сказал? – я уже понимала, к чему дело идет. Сынок купца, видать, тоже себя венцом творения мнит. Думает, на нищую девку можно, как на зверюшку невиданную пялиться, стоит только пожелать? А потом, если приглянется, использовать по назначению. Но и я не «Бедная Лиза», на меня где сядешь, там и слезешь. Причем не факт, что с целыми конечностями.

- Так и сказал! – подтвердил Прошка. – А Василий Гаврилович ему отвечает: «Ну, хочешь, посмотри. Только смотреть там не на что. Кожа да кости. Воробей рыжий».

- И дальше что? – меня совершенно не смущало такое описание моей внешности. Приставать не будет. Нажрать бока я всегда успею, тем более процесс уже запущен.

- Василий Гаврилович велел передать, чтобы вы тоже с дядюшкой явились.

Вообще-то я хотела с ним Селивана отправить, но, видимо, придется идти самой. Ладно… ради своего спокойного будущего я согласна еще раз предстать перед их семейкой.

- Молодой барин тоже «квашня»? – насмешливо поинтересовалась я, на что Прошка весело ответил:

- Нет, его “расстегаем” кличут! Мотня на портках постоянно сквозит!

Какая прелесть…

- Эй! Ты, что ли, родственница Яковлевича, что бороды стрижет? – раздался мужской голос, и я обернулась. В открытых дверях стоял невысокий мужик с пышной бородой, настолько потешно смотревшейся на его маленьком мышином личике, что я не сдержала смешок. Это был именно такой экземпляр, о которых говорят: «тельце ребенка с головой дровосека».

- Вот и я о том же! Куда с такой-то бородой?! – ничуть не обиделся незнакомец, догадавшись, что меня веселит его вид. – А баба моя заладила: «Не стану с безбородым на люди выходить! Не вздумай в доме со скобленым рылом появляться! Еще подумают, что я на себе соплю женила!». А я ведь ее на пять годов старше!

- Проходите, сейчас что-нибудь придумаем, - я повела его к креслу. – Будете и вы довольны, и ваша супруга.

- Сделай, красавица, прошу! Яичкин наш говорит, что ручки у вас золотые! – мужчина уселся и с мольбой взглянул на меня. – Жизни ведь нет, хоть