Здесь драконы не пролетали? (СИ) - Абалова Татьяна Геннадьевна "taty ana" Страница 34

Когда он ласково провел пальцами по моей скуле, пытаясь скрыть от чужих взоров подергивающуюся щеку, с потолка посыпалась мелкая крошка.

– Тише-тише! – произнес муф, вспоминая, что меня не следует злить. – Дорогая, я вижу, как тебя взволновало мое признание…

– Шило, он назвал тебя единственной! Ах, я тебе завидую! – Пух со слезами на глазах заламывала руки. Уже даже Василий понял, что происходит неладное, а Пух все продолжала восторгаться и, не зная того, подливала масла в огонь. – О такой любви пишут книги!

По полу пошли трещины, и язычки пламени, прорвавшиеся откуда-то снизу, радостно пробовали на вкус звездный полог.

– Бежим! – крикнул подземный король, когда трещины сделались шире, и из них полезла лава. Взвалив на плечо свою женушку, он ринулся к выходу. Его гвардия, подхватив золотой трон – символ власти, кинулась следом, лишь мы с Эливентором застыли бетонными глыбами и продолжали прожигать друг друга взглядами. Мой злобный встретился с его насмешливым.

– Ты любишь Федора, – напомнил мне муф.

– Я люблю Федора, – бездумно повторила я, уже не сдерживая внутреннюю дрожь. Где-то за спиной случился обвал. Сильно запахло сероводородом.

– Могло сложиться иначе, если бы ты не твердила о своей любви к Феде днем и ночью…

– Я же говорила сама с собой. Мысленно…

– Еще и мысленно? Тогда ты действительно его любишь.

– Или пытаюсь убедить себя...

Вокруг нас громыхало, сыпались камни, горели ковры и тряпки, но мы ничего этого не видели. Да, озарение, что я так долго врала самой себе – потрясающая сила.

– Останови меня, – не услышала, а прочла по губам Эливентора.

Хотела крикнуть: «Нет, не останавливайся!», но испугалась, что грохот не позволит ему понять меня правильно, а потому сама потянулась навстречу.

Что я знаю о поцелуях?

Они бывают дружескими, прощальными, на ночь, первыми, робкими и страстными. Наш был всепоглощающим. Он – как открывшаяся через боль истина, что мы действительно предназначены друг для друга. Как я могла не видеть, что мы две половинки единого?! И пусть линии разлома у нас сложные, мы идеально совпадаем. После такого поцелуя просто не остается сомнений, что вероятность встречи обитателей двух разных миров, составляющая соотношение одного к миллиарду – вопреки логике целое число. Нарушая все законы математики оно равно единице.

– Теперь ты веришь?

– Верю, – меня распирало от чувств. До открывшего правду поцелуя я была слепцом, лишь представлявшим, что такое радуга. Теперь я видела все ее многоцветие. Я была чертовым дальтоником, принимавшим зеленое за красное, а красное вот оно – ломится в мое сердце и заставляет радостно биться. – Но почему ты шептал во сне не мое имя, а какой-то Лины? Это же Дарлина, да?

Женщине только дай повод устроить скандал. Даже в такие минуты нас душит мелкая ревность.

– Глупая…

Ну вот, опять! Мне никогда не стать в его глазах умудренной жизнью женщиной. А, может, оно и к лучшему? Неумным проще списать любой поступок на скудость ума. А я сейчас готова разразиться фейерверком всяких глупостей.

– …лина – это по эльфийски любимая…

– Признайся в любви еще раз, но теперь правильно, чтобы я поверила.

– Лина верельфаг дарти.

– Красиво и непонятно. Надеюсь, ты не сказал: «Моя любимая – дурочка»?

– Ну, почти… – он убрал с моего лица выбившуюся прядь, что навело меня на иные мысли.

– А зачем тогда ты ходил на вечеринку Дарлины и позволил ей наматывать свои волосы на палец?

– Ты не все слышала. Я сказал ей, что не могу быть ее мужем. У меня иная судьба.

– Что за судьба?

Он пристально посмотрел мне в глаза.

– Лина верельфаг дарти.

На этот раз я заткнула рот Эливентора поцелуем.

– Ну вы даете! – под уцелевшей аркой стояла Настя. Нас от нее отделяла расщелина, по дну которой лениво текла лава. Вокруг совершенно незнакомый пейзаж – скалы, небо и солнце. – И как вас только не придавило?

Я, все так же находясь в кольце рук Эливентора, зажмурилась, радуясь солнцу, по которому соскучилась. Мы застыли на пятачке земли, который чудом не тронуло землетрясение. Я догадывалась, кто был этим чудом.

– У меня опять будет магический откат? – спросила я муфа, помня, как было плохо в Сосенках.

– Я помогу.

– Там такое! Такое!!! – за спиной Пуха вырос орк. Он таращил глаза и размахивал руками, будто собирался взлететь.

– Что там? – требовательно спросила повернувшаяся к нему Настя. – Ну, говори же!

– Лучше вам самим посмотреть ее.

Глава 20. Мама, я демона люблю!

Я с сомнением посмотрела вниз. Расщелина казалась неширокой, но оступиться было боязно. Вдруг магический откат навалится именно во время прыжка? Плюс ко всему к земле гнула тяжесть вины: психанув, я лишила дома подземного короля и открыла еще один проход в пещеры, куда может хлынуть враг. Хоть горы и казались неприступными, но я прекрасно помнила, какими мощными выглядят когтистые лапы и крылья у драконов – вмиг доберутся, чтобы выковырять бунтовщиков из пещер, точно устриц из раковин.

Я огляделась и скривилась от осознания, что масштаб разрушений с каждым разом ширится. Сначала сыпалась крошка с крепостной стены, потом упала колокольня, а теперь вот снесла одним махом полгоры. Наверное и магический откат последует соответствующий масштабу разрушений. Если у городских врат я приняла его за усталость после трудной ночи, проведенной в скрюченной позе у тележного колеса, в деревне Сосенки провалялась в забытьи несколько часов (спасибо спасительному отвару Советника короля), то теперь как бы не загнуться.

Вот интересно, а куда приписать чудо, что произошло с Эливентором, придушенным подземным змеем? Это я его оживила, или он самым выплыл? Про откат тоже ничего не скажу: устала и перенервничала, а потому сидела соломенным мешком перед муфом и бездумно пялилась на бесконечные скалы.

Эливентор, видя мою нерешительность, вздохнул. Снял с цепочки один из амулетов и сунул мне в руку. В теле появилась такая легкость, что, будь я шариком, уже парила бы высоко в небе.

– Прыгаем?

Я кивнула и, не дождавшись счета «три», прыгнула. Прыжок в связи с новыми обстоятельствами рассчитать не сумела, поэтому сшибла Настю, будто шар кеглю. А она уже повалила орка. Было до ужаса смешно, как белое перемешалось с зеленым, и я едва не описалась от смеха, пока выкарабкивалась из кучи-малы.

– Ты что ей дал? – у Насти отродясь не было пиететов к принцам. Вдалбливали ей в школе, вдалбливали, но так и не привили хороших манер. – Смотри, смеется будто под кайфом.

Она сердито втыкала выпавшие из прически шпильки. Платье съехало набок, один рукав порвался по шву. А кольчужка-то маловата. Еще один килограмм и Пух в платьишко не влезет.

– Так действует амулет «Не было печали», – Эливентор был спокоен, тихо наблюдал, как я покатываюсь над отряхивающимся орком. Как бы он ни был силен, мы с Пухом изрядно намяли ему бока. – Амулет применяется при смертельном ранении. С ним в небеса уходить легче.

Вот, значит, как уходят эльфы? С хорошим настроением и песнями. Никакой печали. Никакого похоронного вида.

– Нашел что дать. Лерка, выкинь эту бяку.

– Нет уж, – я прижала кулачок к груди, – я теперь с амулетиком ни за что не расстанусь. Траля-ля, траля-ля, – запрыгала я по дорожке меж скалами, стараясь не упустить из поля зрения спину орка, что трусил впереди, не желая больше иметь с нами дел.

-  Пусть лучше так, – Эливентор остановил ринувшуюся отнимать амулет Настю, – иначе она просто свалится. Тащить на себе будешь?

Перспектива сделаться вьючным животным королеву подземелья не прельстила, поэтому она позволила мне безобразничать.

Я любила весь мир. И в каждом бегущем мимо нас человеке и не человеке видела объект обожания.

И вдруг как стрельнуло: а зачем Эливентору «непечальный» амулет? Неужели, собираясь в поход, он готовился умереть? И почему артефакт не действовал, когда муф тонул в реке? Не смог до него дотянуться?