Больница людей и нелюдей (СИ) - Соколова Надежда Игоревна Страница 36

Я недоуменно перевела взгляд с гнома на «талмуд» и обратно.

— И что это?

— Инка! Ты почитай!

Похоже, кто-то переработал. Пора Сортарину об отпуске для сотрудников намекнуть.

— Инка! Я не знаю этого языка!

— В смысле, не знаешь? Там же все четко написано. — Я растерянно пожала плечами, взяла в руки тетрадь и зачитала вслух: «Сердце — это фиброзно-мышечный полый орган, обеспечивающий посредством повторных ритмичных сокращений ток крови по кровеносным сосудам». Как знакомо звучит. Словно из нашего учебника надиктовано. Я точно такое же определение в свое время переписывала в конспект.

До меня дошло, и я резко села, где стояла, то есть прямо на пол, не обратив внимание на возмущенно зазвеневшие мензурки, для чего-то расставленные народом на столе.

— Ты хочешь сказать, что…

— Именно. Это тетрадь из твоего мира.

— Но если есть тетрадь, значит…

— …был кто-то здесь до тебя.

— И куда он делся?

— Понятия не имею.

— А тетрадь… Как она к тебе попала?

— Там раскопал, — Астон небрежно махнул рукой в сторону полок с многочисленными папками. — Перебирал дела пациентов, чтобы сдать ненужные в архив, и наткнулся. Она у самой стенки лежала. И как раньше никто ее не заметил…

Ох… Нет, я, конечно, понимаю, что не единственная такая неповторимая на этом белом свете, но получается, что мое появление в этом мире не случайно… Или же, по крайней мере, с Земли можно при некотором везении переместиться в иные миры? Божечки, у меня сейчас голова треснет от всех этих тайн, загадок и непоняток!

Провожал меня к спальне Инол. От него я узнала, что за вой так перепугал и сотрудников, и пациентов. Да уж. В кои-то веки отличилась не Инка. Как это Сурина вообще до попытки убийства опустилась? Причем своих же соплеменников?

Приняла душ, переоделась, завалилась на кровать. Следующие две недели мне лучше с кровосоской не пересекаться. Она и так готова прибить меня за малейшую оплошность, а теперь, наказанная двумя неделями дежурств… Может, и правда принять предложение ее братца или оборотня и не париться уже с защитой? Да, Инка, докатилась ты до пораженческих мыслей. Сама всю жизнь отличалась бойцовским характером и вдруг сдаться решила. А вот интересно все же, нафига кланам нелюдей обычные человеческие женщины? И не связана ли «драчка» вампира и оборотня за меня любимую с этой самой необходимостью заполучить себе человека женского пола? Тьфу ты! Я так скоро говорить разучусь. «Человек женского пола». Нет, однозначно пора спать.

Утром у двери поджидал гном. Это что-то новенькое. Астон если и сопровождал меня по больнице, то уже из ординаторской.

— Инка, я пропуск получил у куратора.

Я протерла глаза, пытаясь проснуться и заодно приноравливаясь к мелким шажкам спутника.

— А если для не местных? Что за пропуск?

— А, да, я забыл. Тут, в этом здании, есть спецхран с делами врачей и пациентов. Туда мало кого пускают, но Сортарин, узнав о находке, сам загорелся идеей выяснить, кто здесь работал до тебя. Так что идем к лифту и едем в хранилище.

Это что получается, работа сегодня если не полностью отменяется, то, по крайней мере, на время откладывается? А завтрак? Впрочем, гнома такие мелочи, как еда, волновали мало. Вот же сумасшедший ученый. Ладно, к лифту так к лифту.

Зашли, Астон подождал, пока захлопнутся двери, и произнес:

— Тридцатый этаж. Спецхран. Пропуск от Сортарина альт Новуса на гнома Астона и человечку Инку.

По телу пробежали мурашки. Что-то новенькое. Раньше лифт такого себе не позволял. Между тем кабина медленно пришла в движение. Через несколько секунд железные двери снова открылись, и мы вышли в огромной полутемной комнате, сплошь заставленной высокими и узкими стеллажами, снизу доверху заполненными бумагами.

Гном повторил свой «пароль». Из пустоты возникли табло и панель с кучей кнопочек. Что там такое Астон нажимал, я не видела, но очень скоро на экране появилось: «Сотрудники с планеты Земля: Инка Любова и Архип Солирный».

Чудны дела твои, Господи. Это что же за имя и фамилия мудреные? Парень, а парень, ты из какого века вылез? Хотя конспект вроде современный.

Астон еще что-то поклацал. На экране появились фото: мои и мужика метра под три ростом, широченного и в плечах, и в талии. Это кто? Точно не землянин. Ну или прибыл он сюда прямиком из Чернобыля.

— То есть как, быть такого не может?

— Да просто, Астон. Нет у нас на Земле таких мужчин. Земляне все мельче и по росту, и по телосложению. Нет, исключения бывают, конечно. Но вот чтобы к такому великану добавить еще и густую бороду, да с фиолетовыми глазами… Чушь!

Мы с гномом уже несколько минут как сидели в ординаторской, попивая кофе. Одни. Народ разбежался по пациентам, так что нашему обсуждению никто не мешал.

— И вообще, вот объясни мне: почему мое дело оказалось на месте, а его — нет? Это же архив. Там дела должны храниться чуть ли не постоянно. Или есть срок давности?

— С делами докторов — нет.

— То есть его кто-то выкрал?

— Вот что за мысли у тебя. Чуть что — сразу о дурном. Почему выкрал. Может, кому- то из врачей понадобилось.

— Ты сам-то веришь в сказанное? Кому нужно дело какого-то землянина?

Сурина:

Мелкий юркий гоблин поступил ночью с сильным пищевым отравлением и истощением организма. Возилась я с ним часа три, не меньше, думала, сама вытащить не смогу, все же не совсем мой профиль, придется будить Сортарина или Жура и выслушивать от них «умные мысли» на свой счет, но обошлось. Когда кризис миновал и измученный пациент наконец уснул, я кое-как дотащилась до ординаторской, улеглась на диван и отрубилась. Спать оставалось всего ничего.

Встав пораньше, вяло приняла душ, неохотно умылась, переоделась во все свежее, а потом сделала огромную глупость и посмотрела в зеркало: лицо вытянулось и заострилось, глаза впали, на щеках пятна непонятного происхождения, бледные губы так и норовят обнажиться, клыки уже практически выпирают изо рта. Да уж, зомби последней степени разложения. Чувствую себя под стать внешнему виду: не выспавшаяся, раздраженная, усталая, злая. Был бы рядом Джеральд, а может, и женишок ненаглядный, закусила бы уродами, не раздумывая.

Два стакана крови делу помогли мало, но хотя бы убрали с кожи жуткие разводы, оставленные тушей.

До беременной вилы добралась практически на ощупь, благо, народ при одном моем появлении шустро разбегался во все стороны и под ноги не лез.

Девушка, худющая, словно щепка, с огромным животом и прозрачными крыльями за спиной, испуганно смотрела на полуживого врача, собиравшегося принимать у нее роды. На вопрос, нет ли в больнице кого посвежей, еще не успевшего полностью разложиться, я только рыкнула. Будут тут меня всякие дуры малолетние жизни учить.

Детей оказалось трое. Всех их я тщательно обтерла и, жутко пищавших, передала нервничавшей матери. Выползла из палаты, узрела лешего, рявкнула, чтобы проверил жизненные показатели пациентки. Жур окинул взглядом с трудом двигавшегося вурдалака в моем лице, кивнул и отправился к счастливой мамаше.

На этот раз куратор не кричал. Да в моем случае ни крик, ни ор, ни истерика не помогли бы: я засыпала на месте. Инкуб устало потирал ладонями лицо и выговаривал своей нерадивой любовнице проникновенно и тихо:

— Боги, Сурина. А если бы там не было лешего? Как, вот как, объясни мне, можно было перепутать нити жизни и смерти, да еще и соединить ауры детей с аурой матери? Они бы все вчетвером уже через пару часов в Лучшую Жизнь отправились.

Как-как. Да легко. Когда сначала кучу нервов потратишь, а потом практически всю ночь не поспишь, не то что нити перепутаешь, синильную кислоту вместо крови залпом выпьешь и не поморщишься.

Нет, леший правильно сделал: доложить куратору о моей грубой ошибке было необходимо. Это в данном случае все обошлось. А если рядом никого из коллег не окажется? Где гарантия, что пациент от меня живым выйдет?