Любишь меня? Люби мою собаку! - Таня Белозерцева Страница 36

— Я ничего не знаю про них. А Крауч с Лестрейнджами очень так отметились в нашей семье, это из-за них мои родители… — тут Невилл запнулся и умолк.

— А что с твоими родителями? — занервничал Гарри, пытливо заглядывая в синие глаза друга. И Невилл, видя неподдельную тревогу в зеленых омутах Гарри, сдался… Ведь Гарри же друг, настоящий, верный товарищ, с Гермионой помогает, за него переживает, будет просто свинством что-то от него скрывать. И, запинаясь через слово, часто повторяясь, Невилл рассказал Гарри о своих маме и папе, которых запытали до потери рассудка Барти и Ко. Наконец он закончил заикаться и нерешительно замер, ожидая приговора, но, к его удивлению, Гарри задумался, крепко так, аж щеки кулаками подпер и уставился в стену невидящим взором. Завороженный Невилл с трепетом смотрел, буквально видя, как вертятся под темными волосами шестеренки мозга в черепной коробке Поттера. И даже слышал их скрип. Думал Гарри, думал, думал и додумался, серьезно спросил у Невилла:

— Ведь у директора же феникс есть, а у феникса есть слезы жизни. Так?

Невилл пожал плечами — чего не знает, того не знает, но на всякий случай покивал. Гарри продолжил свою мудрую мысль:

— А раз так, то почему же он не даст пару капелек на исцеление своих соратников?

Вот теперь и Невилл задумался — и правда, почему? Ведь они с бабушкой почти одногодки, правда бабуля в делах Дамблдора не участвовала, но они же знакомые… А тем временем Гарри дальше развивал свою мысль:

— Вот ради моего спасения он презентовал целый пузырек этих слез феникса, во всяком случае один такой выпал из кармана профессора Снейпа… ну, почти… Целый пузырек, понимаешь, Невилл, и я его весь отдал тёте Оксане. Потому что боялся, что Эмили умрет. Она умирала, и я боялся, что опоздаю.

Невилл на это лишь покивал, проглотив комок. Гарри же не знал, он за других боялся.

— Но я не думаю, что у директора это был последний пузырек, при неистощимом-то источнике, который всегда под рукой. Не верю! — продолжал разглагольствовать Гарри, энергично жестикулируя. — Наверняка у него ещё есть, а нет, так феникс же рядом на жердочке сидит. Я видел ещё на втором курсе, когда меня в кабинет к директору вызвали. Невилл, как думаешь, он даст мне, если я его попрошу? — неожиданно спросил он у Невилла. Тот растерянно замигал и развел руками, потеряв дар речи.

А Гарри далее вслух размышлял:

— Не-е-е… сомневаюсь я что-то, что он просто так даст… ещё и спрашивать начнет, зачем и для чего мне понадобились слезы его феникса. А если я и расскажу, то что-то мне подсказывает, что он не растрогается и не даст мне целый галлон целебной жидкости, раз уж сам не чешется ради своих соратников… — тут он резко переключился на другое: — Невилл, а на Барти не сердись. Ну подумай сам, он же пацан совсем был, когда его в Пожиратели загребли, всего-то семнадцать лет, это разве возраст? Это Лестрейнджи должны за всё отвечать, в том числе и за Барти, это они его втравили в свои взрослые игры.

— Но он самый верный последователь Сам-Знаешь-Кого… — запротестовал Невилл. Гарри возразил:

— И что? Его дракон очистил, причем против его воли. Барти теперь ничем не связан со своим господином. А он чокнутый, Невилл, ненормальный… всех убивал. Своих, чужих, взрослых, детей… Мне Сириус рассказал, что его младшего брата, Регулуса, Темный Лорд тоже убил, а ведь он был своим! Верным сторонником. Правда, медальон он у господина всё-таки украл… медальон, медальон… — забормотал вдруг Гарри, внезапно отключившись от реальности. Невилл с тревогой наблюдал за товарищем. Для него, собственно, было странно то, что Гарри в конечном итоге стал его другом, раньше рядом всегда крутился Рон, неприятный, жадный и завистливый тип, который ревниво смотрел на всех, кто подходил к Гарри ближе чем на метр. А стоило только ему проявить к кому-то хоть малейший вежливый интерес, как Рон тут же пресекал близкие знакомства, злобно оттирая от Гарри поклонников. К Гарри он допустил только Грейнджер и свою сестру Джинни, наверное счел, что девочки не могут быть серьезными конкурентами в мужской дружбе. Гарри кротко следовал за рыжим, просто потому, что оказался ведомым, вот и таскался покорно за ним, как теленок на веревочке. И только несчастный случай с Гермионой показал, насколько Рон низок и нехорош. Да и сам Гарри очень сильно изменился в это лето, он впервые узнал, что смертельно болен, что тётя и дядя его на самом деле любят. Что… Тут сумбурные мысли Невилла прервал вскочивший с воплем Гарри:

— Да медальон же!!! — с чем и унесся в направлении совятни.

Отправив к Сириусу спешную и срочную Буклю, Гарри неспешно поплелся по коридорам к гриффиндорской башне. Проходя по коридору четвертого этажа к следующей лестнице, Гарри увидел, как сдвинулась с места горгулья, охраняющая вход в кабинет Дамблдора. Ноги Гарри сами собой унесли тело в нишу, не успела голова даже задуматься об этом. Спустилась винтом лестница с грифоном, и в коридор шагнули двое: Филч и директор. Филч, пыхтя, торопил босса:

— Скорее, сэр, скорее, надо, чтоб вы засвидетельствовали, что это именно Пивз учудил и никто другой… Скорее, сэр, поторопитесь, пока никто не убрал это безобразие!

Директор, добродушно ворча, ускорил шаг, и теперь Филчу приходилось самому торопиться, чтобы поспеть за директором. Голоса, шаги и пыхтение стихли вдали, а Гарри продолжал зачарованно таращиться на открытую горгулью — в спешке директор забыл её закрыть. Голова у пацанов известно как работает, в ней обычно живут миллион с четвертью идей и каждая из них постоянно теснит другую, выпихивая вперед самую нужную в тот или иной момент. Вот и сейчас вперед вылезла гениальная Идея — кабинет пуст, и птичка там одна и без присмотра.

Гарри даже облизнулся, от волнения пересохло во рту, а руки сами нырнули в карманы штанов и мантии, нашаривая среди веревочек, клочков пергамента, оторванных пуговиц и прочего мальчишечьего хлама пустой хрустальный пузыречек, оставшийся с последнего урока зельеварения. Если сомневаешься в том, что тебе что-то дадут добровольно, позаимствуй сам, вот жизненное кредо, которому Гарри следовал с недавних пор. А именно, с самого раннего детства, когда Дурсли начали запрещать все дурные потребности его темной половины. Воровать, конечно, плохо, занудила было совесть, но мальчик поспешно затолкал её подальше, выдвинув вперед твердый аргумент — а я не для себя, а для друга! Совесть послушно заткнулась и Гарри беспрепятственно