Шлейф сандала - Анна (Нюша) Порохня Страница 37

- Ку-ку, дядя, - почти ласково произнесла я, прежде чем толкнуть его ногой в грудь. – Дружка своего забирай, и валите отсюда, пока я добрая.

- Шала-ва-а-а… - выдохнул мужик, пытаясь подняться.

Да что ж они все это слово повторяют? Вот зря… Зря же…

- Строг этикет самурая: Кто ругательным словом обзывается – тот сам так называется. Японская мудрость. Ну, чё, банзай, что ли? – я ударила его по темечку и бандит обмяк, завалившись на траву. – Скучно, девочки…

Мне хотелось продолжения, ибо злость на Жлобиных распирала меня изнутри. Опозорить меня, значит, хотели? Мг… мг… Щаз. Но что я могла сделать? Не с войной же идти на купца?

- Еленочка Федоровна, а чево тут?

Я чуть не подпрыгнула, услышав тоненький, заспанный голос.

- Прошка! Ты чего не спишь?! – я обернулась и увидела мальчишку в ночной сорочке.

- До ветру вышел, слышу: тут возня… Потом кто-то говорит «шалава»… Вот и залюбопытничал… - он приблизился. – Ой, Еленочка Федоровна, вы опять кого-то отоварили?

- Жлобинских, похоже. Нужно Селивана разбудить, чтобы он отволок их подальше отсюда, - пошла вокруг дома к главному входу. – А ты спать иди!

- Вот, гады! – зло произнес мальчишка, семеня следом. – Еще и обзываются! Был бы я взрослым, как наподдал бы за вас, Еленочка Федоровна! Вы же меня научите?

- Научу. Спать бегом! – улыбнулась я. – Завтра работы у нас полно.

Селиван долго смотрел на валяющихся в траве мужиков, а потом философски произнес:

- Хорошо взбутетенить кого-то тоже надобно. Оно для ума полезно и разумения. Только я вот в толк не возьму, вы, что ли, барышня их мехом наружу вывернули?

- Услышала, что в окно кто-то лезет и приложила кочергой, - соврала я, на что он ответил:

- Я завтра придумаю, чтобы не лазили. Может за квартальным послать?

- Нет, не нужно. Отволоки их подальше. Что толку от квартального? Они по указке Жлобина сюда явились. Вряд ли Яичкин против него пойдет, - чтобы это понять, много ума не надо было. – Тут нужно осторожнее быть.

Но осторожнее не получилось… Рано утром вся округа гудела от невероятного по своей нахальности события. На Жлобинских воротах здоровенными буквами было написано: «Квашня Шалава!!!».

Это за завтраком рассказала Акулина, которая бегала на рынок за свежим молоком.

- Только и разговору за купеческую дочь! Люди смеются, бегут посмотреть, да там уж все смыли! Говорят, купец рвет и мечет! Даже сказал, что деньгами осыплет того, кто скажет, чьих рук дело!

Но я уже догадывалась, кто этот борец за справедливость. Прошка!

Мальчишка и не отпирался. Он, насупившись, смотрел себе под ноги, пока я отчитывала его, а потом сказал:

- А чево они вас обзывают?! Пущай докажут, что это я!

- Ты где писать научился, горе? – я не могла на него долго злиться.

- Дык, когда мамка еще живая была, работала у попа поварихой. Меня с собою брала… Дьячок и научил букавам, - ответил Прошка, улыбаясь. Он уже видел, что я не злюсь. – Не переживайте, Еленочка Федоровна! Хотите, я им еще под калитку по большой нужде схожу?

- Прошка! Зараза! – в душе хохоча, я замахнулась на него. Но того уже как ветром сдуло.

Глава 29

- Почему девку не доставили? – Борис зло смотрел на двух мужиков, стоящих перед ним. Они явно чувствовали себя плохо, но страх перед хозяином все равно заставил их явиться по первому его требованию. – Что помешало? Или мимо ушей приказание моё пропустили?!

- Барин, так у нее там увальни знаете какие?! Они нас вона как отделали! – Фрол машинально схватился за шею и скривился. – Кто ж знал, что девка под охраною!

Мужики быстро переглянулись. Никто из них не собирался признаваться, что отметелила их баба.

- Вот как? – младший Жлобин криво усмехнулся. – Значит, родственница парикмахера не только под защитой дядюшки?

- Так и есть! Здоровяки у нее в слугах, ой, здоровяки! Таких еще поискать надобно! – Фрол затряс головой и сразу же сморщился от боли. – Не серчай, барин! Мы ведь не виноваты! Головы чуть не сложили, поручение выполняя!

- Ладно, прочь с глаз моих! – Борис махнул рукой, и те с явным облегчением выскочили из кабинета.

В этот момент в дверь вошел Василий Гаврилович. Он с удивлением проводил взглядом уходящих, а потом взглянул на сына.

- Это еще кто такие?

- Да так… служат мне. Все дела грязные исполняют, - ответил Борис, приглаживая брови указательным пальцем, на который до этого плюнул. – Послал их, чтобы парикмахера родственницу мне приволокли, так этих олухов ее слуги поколотили!

- Ишь ты! У нее средства и на слуг имеются? – задумчиво произнес Жлобин. – Явилась сюда совсем недавно, а уже долги раздала… Любопытно…

- Да забрать их цирюльню и делов! – раздраженно произнес Борис. – И не Минодоре земли в приданое отдать, а построить большой магазин, батюшка. На Тверской уже купцы места найти не могут, скоро и в переулок полезут!

- Мысль-то хорошая, вот только ни на приданое, ни на магазин сии земли заполучить не получится, – Василий Гаврилович нахмурил густые брови, похожие на две жесткие щетки. – Узнавал я. Хорошо хоть по закладной деньги вернули.

- А что так? – изумился Борис. – Когда это ты, батюшка, не мог земли к рукам прибрать?

- Бумаги я обнаружил, что Тимофей Яковлевич является владельцем только пятой части парикмахерской и земель, на которой она стоит. Все остальные владельцы померли, а доли перешли их наследникам. Так еще и доли оказались раздроблены! Там концов не найдешь! Тьфу!

- Вот так история… - хмыкнул молодой Жлобин. – Значит никак, да, батюшка?

- Да что ты! Что ты! Мороки больше, нежели выгоды! – отмахнулся купец. – И думать забудь!

- Но девку-то на место поставить надобно! Чересчур уж она горделива! Не положено бабью голодранистому, замашки барские иметь! – Борис выпятил мокрые губы, поглядывая на графины, сверкающие хрустальными гранями под лучами солнца.

- Сегодня Минодору нашу охаяли как… - в глазах Василия Гавриловича промелькнула ярость. – До сих пор в себя прийти бедняжка не