Наталья Якобсон - Избранники Тёмных сил Страница 38

Противный, заливистый смех раздался за стеллажами, ему вторило хихиканье под окном, длившееся всего лишь миг, но от него у Батиста пробежал мороз по коже, он чуть было не раздумал идти. Нельзя же так опрометчиво спутываться с нечистью.

— Если ты передумаешь, то это будет зря. Ты ведь можешь встретить того, кого ищешь, на карнавале, — вполне серьезно заявила фея, и Батист поверил ей.

Полуночный карнавал

Я торжествую. Никто не узнает меня, хотя впервые за века я появился в светском обществе в своем истинном облике. Господин Смерть идет сквозь пеструю карнавальную толпу, многие оборачиваются, чтобы задержать на нем свой взгляд, оценить костюм, но никто даже не догадывается, что безобразная маска скалящегося черепа это не фальшь, а сущность.

Я долго раздумывал, какую маску мне выбрать. Можно было бы прибегнуть к своему привычному амплуа, нарядиться эльфом, принцем теней, охотником в рединготе прошлого века и со старинным арбалетом, но, в конце концов, я решил выбрать ту личину, которая стала для меня фатальной и неотъемлемой. Заметив в витрине закрытого магазина маску смерти, я, не раздумывая, забрал ее, оставив взамен несколько червонцев, гораздо больше, чем она стоила. Вот удивится лавочник, найдя с утра возле нетронутого и неразбитого стекла на месте пропажи целое состояние, по его подсчетам. Ни один грабитель не действует так, ни один главарь разбойников не может стать таким неуловимым.

Я заглянул в настенное зеркало в прямоугольной золоченой раме. Свет от бра выхватил из темного стекла отражение черепа, голой лобовой кости, широких белых скул, пустых глазниц, за которыми, если, как следует присмотреться, сияют два лазурных огонька моих собственных глаз. Капюшон звездочета, расшитый колдовскими символами, прикрывает голову, но на маску, как будто сделанную из слоновой кости, все равно спадают две непокорные золотистые пряди. Яркие золотые волосы все время выдавали меня, к какой бы конспирации я не прибегал, в какой бы костюм не облачался. Я все время жду, что кто-то игриво окликнет меня из толпы «Перестань шутить, Эдвин, нас ты не обманешь, такие существа, как мы, никогда не обращаются в скелет». Эдвин! Собственное имя кажется мне чужим. Я написал его на форзаце своего дневника и ощутил, что вторгаюсь в чужую тайну, ведь все излияния, которые я запишу, принадлежат уже не мне, а тому наивному и прекрасному созданию, которое давно должно было быть похоронено в пепле, под руинами сожженного государства.

Все вокруг переменилось, мир стал другим, изменились и мои чувства, только внешняя оболочка осталась неизменной. Я все жду, что кто-то, прячущийся в тени за спиной, произнесет мое имя, и от этого звука современный мир рухнет, как декорация, а я вновь останусь один во мгле перед раскрытой колдовской книгой наедине с демонами.

Иллюзии напрасны, из активного участника событий истории я превратился в стороннего наблюдателя. Я люблю сидеть на крыше какого-нибудь дворца, затерявшись среди геральдических скульптур, и писать в блокноте свою собственную историю вселенной. Отблесков от далекого уличного фонаря мне вполне хватает, чтобы разбирать буквы и аккуратным мелким почерком набрасывать на чистую бумагу все новые и новые строки. Внизу, по широким магистралям и площадям, сочится жидкий поток толпы, никто не догадывается поднять голову вверх и над фасадом респектабельного особняка заметить силуэт ангела, водящего пером по бумаге. Однако если вдруг находятся такие неугомонные искатели приключений, которым удается заглянуть мне в глаза, то я усилием воли заставлю их отвести взгляд и забыть про меня навсегда. Воспоминания обо мне, конечно, могут прорываться во снах или в грезах, но никто уже не догадается сопоставить их с реальностью. В существование сверхъестественного существа можно верить только тогда, когда видишь его перед собой, можешь протянуть руку и коснуться его крыл, погладить холодную нестареющую кожу, услышать ответы на вопросы о секретах мироздания, но, когда призрак растворился, и перед тобой пустота, трудно объяснить другим людям, что где-то, в поднебесной высоте, парит тот, кто не поддается описанию. За прошедшее время люди стали большими скептиками, они не верят в таких существ, как я. Их неверие дает мне преимущество. Теперь и я, и мои подданные можем спокойно разгуливать по миру смертных, не опасаясь разоблачения.

Среди шума и музыки карнавала я невольно вспомнил о Марселе и ощутил легкую грусть, даже преждевременное сожаление. Мне не хотелось заводить дружеские отношения ни с кем из людей, но жизнь рассудила иначе. Я стараюсь не открываться ни перед кем, чтобы ненароком не заставить их страдать. Любой, кто станет предметом моего, пусть даже мимолетного внимания, оказывается в опасности. И, тем не менее, я взял за привычку утешать всех страждущих. Я являюсь ко всем отчаявшимся, и мой приход озаряет их жизнь, как луч божественного света. Приход ангела становится светлым праздником для всех, кто страдает, тайным утешением, секретом, сохранение которого возвышает их над прочими людьми. После моего исчезновения остается легкая боль, но зато вся земная суетность перестает их волновать, и бывшее страдание от неудач становится совсем незначительным. Эти несчастные, действительно, верят, что в иной жизни их ждет встреча со мной. Принося временное облегчение им, я, как будто, стараюсь искупить свои прежние грехи, хотя подсознательно понимаю, что не в силах вымолить прощение за все то зло, какое причинил миру. Огонь, пожарище, пепелища, дымные столбы и крики заживо погребенных под горящей кровлей горожан, все картины прошлого, как будто отражаются в череде настенных зеркал, в подвесках люстр, в начищенном до блеска паркете. Вот, я уже стою не на натертом полу, а иду по горящему городу, чувствую вкус огня и крови у себя на языке, слышу за своей спиной крики «дьявол!».

Во всех своих снах я ищу среди пылающего города кого-то и знаю, что никогда не найду. Огонь не поглотил ту, которую я ищу, но он разлился заразой по ее венам, поселил в ее умирающем теле демона и сделал ее саму богиней зла.

Марсель стал единственным исключением в списке моих жертв, потому что вернул мне ощущение того, что потерянная муза снова рядом. Его кисть сотворила большее чудо, чем мое колдовство. Я не хотел тревожить понапрасну бедного, потерянного юношу, но не мог отказать в помощи несчастному живописцу. Я привык считать, что таланты вдвое благословенны, оказывая помощь одному из одаренных я, быть может, совершаю единственное доброе дело в своей жизни. Он никогда не причитал вслух, из тьмы мироздания меня вызвали не его слезы, а тихое отчаяние, которое я ощутил в его сердце. Отчаяние сродни моему. Марсель так и не понимает, в какую ловушку попал. Я не хочу причинять ему зла, но это неизбежно. Когда-нибудь зверь, спящий внутри идеальной оболочки, вырвется наружу и начнет крушить все без разбора. Он слишком много лет пробыл в заточении, я не смогу контролировать демона в момент его неистовства.