Ольга Матвеева - Иван-Дурак Страница 38

Потом, конечно, Иван раскаялся в своем благородном порыве сыновних чувств. Городок своего детства он посещать не любил. Лишь чувство долга гнало его туда. Много раз он предлагал матери переехать в Москву, но она отказывалась наотрез: в городке были родственники, подруги и могилы любимых. Впрочем, после непродолжительных размышлений Иван пришел к выводу, что он поступил правильно, решив встретить Новый год в родительском доме. Он здраво рассудил, что мать — тоже женщина, которую он любит, и, возможно, именно она и нуждается в его помощи. По телефону мать никогда ни на что не жаловалась, ничего не просила, и лишь потом он узнавал, что она, например, болела. Так что уверенности в том, что у матери все в порядке, у Ивана не было. Не в ее правилах было взваливать на сына груз своих проблем. Он должен был о них догадываться. Вернее, не должен, но считал нужным. Сам регулярно посылал ей деньги, правда, не был уверен, что мать их тратит. Он подозревал, что деньги она копит, с тем, чтобы потом завещать ему же. Или внукам. Она все еще надеялась, что дождется внуков. Иван сам организовал ремонт: нашел толкового мужика из дальних родственников, он и занялся переустройством дома. Иван строго-настрого ему наказал, чтобы закупкой стройматериалов он занимался сам, а то мать, пожалуй, еще экономить начнет. В итоге в старый дом, наконец, пришла цивилизация — появился унитаз, ванна и даже душевая кабина, а еще спутниковое телевидение и Интернет. Собственно, Иван хотел купить матери новый дом, но она заявила, что переедет из своего несколько обветшалого родового гнезда только вперед ногами — на кладбище. Поэтому пришлось гнездо латать, увеличивать, украшать и делать его комфортным. Мать потом смеялась, что дом был так поражен случившимися с ним переменами, что вздыхал по ночам. Дом для нее был живым существом, а она была его душой, последней его хранительницей. Мать действительно не хотела ничего менять и действительно ничего не ждала от Ивана. Иногда он ловил себя на мысли, что все, что он делает для матери, на самом деле он делает для себя. Для собственного успокоения. Его бы совесть загрызла, если бы он, будучи состоятельным человеком, не помогал своей матери. Да, честно говоря, ему все равно временами бывало стыдно за себя: когда знакомые узнавали, что его мать обитает в маленьком уездном городке, они удивлялись, что он до сих пор не перевез ее куда-нибудь в приличное место, ему приходилось пускаться в объяснения, что он-то бы рад, да она — ни в какую. «Моя матушка так привязана к родным местам. Она такая упрямая. Ха-ха-ха. Но это очень живописный городок. Там так тихо, спокойно. И лес совсем рядом. Она у меня любит ягодки собирать, грибочки, знаете ли… Что вы смеетесь? Она обычные грибочки любит собирать: лисички, маслята, подберезовики. Какие там еще бывают? Не мухоморы, нет, ну что вы…».

За темным окном поезда пролетали огни. Колеса стучали. Иван сидел на диване спального вагона, попивал французское шампанское и соблазнял жену экзотическим предложением найти в сарае его старенькие, детские еще, санки и пойти кататься в овраг, который начинался всего в паре кварталов от дома. С ветерком. Безрассудно. Как третьеклассники.

— Это тебе не какой-нибудь там Куршавель! — кричал он. — Это ого-го! Настоящие дикие русские горки! Там есть знаешь какие? — жена отрицательно покачала головой. — Да они почти под прямым углом расположены. Садишься на санки и летишь вниз, я даже не знаю с какой скоростью, но по ощущениям со скоростью звука. Даже не уверен, хватит ли у меня сейчас смелости съехать с такой. А ты рискнешь?

— Может быть, — ответила жена и рассмеялась, — ты совсем мальчишка еще! Я так счастлива сейчас.

— И что же делает тебя такой счастливой?

— То, что ты рядом, дурачок. И ты никуда от меня не сбежишь еще несколько часов. Жаль, что мы не во Владивосток едем, — мечтательно сказала жена, — вместе целую неделю! Боже, какой бы это был дар судьбы!..

Когда мать открыла дверь, Иван сразу отметил, что она вроде как посвежела и помолодела.

— Мама, ты все хорошеешь! — воскликнул он. — Уж не жениха ли завела? А, мам?

Мать покраснела, как девчонка, которая накануне в первый раз целовалась с хулиганом из параллельного класса.

— Да ну тебя, — проворчала она, — вечно ты со своими шуточками. Проходите в дом, проходите, замерзните.

Иван уже был в этом доме после ремонта, но все равно ожидал увидеть тесную кухоньку с печкой, гостиную, увешанную коврами, со «стенкой», полной хрусталя, часами с боем, две маленькие спаленки. А тут вдруг загородный домик в представлении жителя мегаполиса: большое пространство, обитое вагонкой и выкрашенное в белый цвет, с темной мебелью, кожаными диванами и светлыми коврами. Вполне современный дизайн. Иван даже подумал, что, может, и зря он тут евроремонтов наворотил. Ощущение родного дома исчезло вместе с уродливой советской мебелью и линялыми обоями в цветочек. У окна стояла елка. Иван сразу ее узнал — это была старая-престарая искусственная елка, которую еще во времена Иванова детства каждый год доставали из чулана, собирали, потом доставали из картонной коробки игрушки и украшали. Для Ивана это был самый любимый момент Нового года. Каждый раз, развешивая игрушки, он придумывал про них разные истории и мечтал о чуде. Он и сам толком не знал, о каком. Может, чтобы пришел настоящий Дед Мороз, а не физрук в бороде и красном халате, и принес бы два мешка мандаринов и копченой колбасы. Или чтобы, наконец, настал мир во всем мире, и прекратилась гонка вооружений. Или чтобы добрый волшебник наколдовал в их доме настоящую ванну, как у друга Витьки в соседней пятиэтажке. Или чтобы в холодильнике вдруг появилось четыре, нет, пять банок сгущенки и двадцать пять стаканчиков мороженого, а под елкой на утро лежал новенький велосипед, коньки, клюшка, надувная лодка, спиннинг, а еще перочинный ножик, как у хулигана Сережки из их класса, а еще собрания сочинений Жюля Верна и Фенимора Купера. Иван даже удивился скромности своих былых желаний. Впрочем, сейчас самое главное его желание было еще скромнее — он хотел покоя. Оказалось, для него это состояние также недостижимо, как и мир во всем мире для человечества.

— Мам, ты еще не выкинула нашу старую елку?

— Собиралась, если честно, но не смогла. Рука не поднялась.

— Вот и хорошо, что не поднялась. О! Даже мой любимый медвежонок сохранился? — Иван разглядел на ветке стеклянного медведя бронзового цвета. — Ух, ты мой маленький мишечка, уцелел. Мама, мама! А что ты мне подаришь? — запищал Иван тонким голоском. — Все, кажется, я впадаю в детство, — констатировал он уже своим обычным голосом.

Мать и жена смеялись.