Андрей Буторин - ПАЗЗЛ (Работа над ошибками) Страница 4

– Не-ее! Я туда не пойду! Я это… Давайте, я вам Лизку отвести помогу, она меня слушается.

– На кой мне твоя помощь! – рассердилась тетя Вера. – Иди, говорю, помоги Алексею с коровами управиться!

Мальчик неожиданно заплакал. Размазывая слезы по щекам, он стал быстро-быстро причитать:

– Я не пойду туда! Там голова!.. Там деревья красные!.. Пальцы, как червяки!.. Там еще кто-нибудь прилезет! Я не пойду туда! Тетя Вера, я не пойду туда больше!

Алексей, вновь услышав галиматью про какую-то голову, помрачнел и, тревожась, сказал:

– Тетя Вера, я побежал к Павлу. Вы не переживайте, мы справимся!

Он быстро натянул кроссовки и бросился к двери. Потом все же обернулся ко все еще всхлипывающему Кольке и спросил:

– С Павлом точно все в порядке?

Мальчик быстро-быстро закивал.

Алексей бежал быстро, как только мог. С непривычки у него закололо в боку, в горле застрял железного вкуса комок, который бился в такт строчащему как пулемет сердцу. Частые вдохи стали походить на всхлипывания, и только когда уже и глаза стала затягивать темная пелена, он перешел на шаг. Ноги дрожали. Сердце колотилось о ребра. Легким не хватало воздуха. Восемь с половиной месяцев почти ежедневного пьянства и выкуривания до двух пачек сигарет в день давали о себе знать весьма ощутимо.

«Ничего, теперь уже недолго осталось…» – отрешенно подумал Алексей, приходя понемногу в себя. Он стал прислушиваться, надеясь по мычанию отыскать стадо. Но ничего, кроме обычных летних звуков – шелеста травы и листьев, жужжания насекомых, далекого тарахтенья трактора, – слышно не было.

Он уже прошел большую поляну, над которой струился дымок дотлевавших углей. Но до костра было далеко, а подходить ближе не имело смысла, поэтому Алексей не заметил странного круглого предмета у самого края кострища. Зато вскоре увидел блеснувшую из-за кустов полоску реки. И ему показалось, что оттуда слышится мычание. Алексей прибавил шагу.

Выйдя на песчаный берег, он сразу же увидел стадо. Половина коров стояла по брюхо в воде, остальные, уже напившись и охладившись, развалились на берегу. Пашка, обхватив колени руками, сидел на песке рядом с коровами, словно ища у них защиты. Впрочем, мальчику и впрямь было страшно находиться здесь одному, а коровы давали хоть какую-то иллюзию безопасности.

– Павел! – еще издали крикнул Алексей.

Пашка вскочил на ноги и бросился к нему навстречу.

– Дядя Леша, наконец-то! – с облегчением выдохнул мальчик. Он даже вытянул руки, будто собирался обнять дядю, но тут же убрал их за спину.

– Ну, что тут у вас приключилось? – спросил Алексей, обрадованный, что племянник жив и здоров.

– Тут приключилось такое!.. – Глаза мальчика вспыхнули, и он с жаром принялся рассказывать о недавнем таинственном происшествии.

Алексей выслушал племянника, ни разу не перебив. Но когда Пашка замолчал, вопросительно заглядывая в глаза дяди, тот невольно отвел взгляд в сторону. Он не поверил Павлу. Не то чтобы Алексей не доверял своему племяшу – он просто не мог поверить его рассказу! Того, что рассказал Пашка, просто не могло быть! Но что-то ведь было. Недобрая догадка вспыхнула вдруг в голове Алексея.

– Павел, скажи честно, – начал он, неуверенно подбирая слова, – вы ничего тут не курили, не нюхали?

Пашка вдруг вздрогнул, и у Алексея екнуло сердце. «Угадал, чтоб его!..» – мысленно ахнул он. А Павел опустил голову и промямлил:

– Я не курил, дядя Леша…

– А кто курил?

– Я не курил! – уже твердо повторил Павел и открыто посмотрел в глаза Алексея.

– Значит, Колька курил, – уверенно констатировал Алексей и, видя, как Павел вновь опустил голову, понял, что попал в точку.

– Так он, значит, и Лизе дал покурить? – вспомнил Алексей странное состояние девочки. – Где же он достал травку?

– Какую травку? – снова вскинул голову Пашка. Он явно не понял вопроса и сказал: – Лизе он не давал сигарету, он мне давал, но я… отказался.

– Сигарету? – переспросил Алексей. – Или косячок с травкой?

– Не с травкой, – снова не понял Пашка. – Самую настоящую сигарету с табаком! Он не баловался, по правде курил.

Алексей мысленно выдохнул: мальчик определенно не знал иного значения слова «травка».

– Только вы не говорите никому, – попросил Пашка. – Колька подумает, что я болтун и предатель.

– Не скажу… – задумчиво ответил Алексей. Все его объяснение происшедшему летело к чертям. Оно, конечно, и к лучшему, что дети не занимались страшной дурью, но что же тогда с ними случилось?..

– А может, вы нанюхались чего-нибудь? – предпринял он последнюю попытку. – Клею какого-нибудь или бензина?

– Да ничего мы не нюхали! – вспыхнул Павел. – Вы что, мне не верите?!

– Извини, брат, но как-то не могу, – честно ответил Алексей.

– Тогда идите за мной, – обиженно буркнул Павел и зашагал к поляне.

Глава 3

В жизни каждого человека бывают порой моменты, когда жизнь, казавшаяся до сих пор понятной, или по крайней мере привычной, делает вдруг такой неожиданный вираж, что все понятное и привычное летит в тартарары. Все уже кажется совсем не таким, как было до этого момента. Бывшие еще совсем недавно важными проблемы становятся вдруг никчемными, не заслуживающими внимания; цели, к которым упорно стремился, превращаются в совершенно ненужный, бесполезный пустяк. И человек иногда отчетливо понимает, а порой лишь интуитивно догадывается, что жизнь его перешла на новую ступень – для кого-то высшую, для кого-то низшую, а для кого-то – в той же плоскости, но все равно другую. А ступень, на которой он стоял только что, уже рассыпалась в прах, который тут же унесло ветром.

Искать причины таких переходов, как правило – дискретных, скачкообразных, наверное, бесполезно. Может быть, это прихоть судьбы, воля бога, решение каких-то высших сил. А может быть, это просто сбой некой программы: неведомый программист изменяет ее алгоритм, делает правку в коде – и вот он, пресловутый скачок, ведущий, увы, не всегда, куда бы хотелось.

Многие из нас, прокрутив мысленно ход свой жизни, наверняка вспомнят пару-тройку подобных скачков, а у кого-то их будет и больше. Даже если такие переходы завуалированы кажущейся постепенностью, так сказать, «аналоговостью» сигнала, все равно при желании можно найти, вычленить точки перехода из «до» в «после». Надо только суметь это сделать. Впрочем, возможно, и не надо.

Алексей, особо не напрягаясь, мог бы назвать как минимум два события в своей жизни, изменивших ее на корню. Одним из них стала гибель Ларисы, а второе произошло только что, когда он увидел в потухшем костре ужасно вонючее доказательство правдивости рассказа племянника.

Сначала, когда Пашка подвел его к кострищу и, остановившись в безопасном отдалении, сказал: «Вот», Алексей не сразу понял, что же значит это «вот». Но, подойдя к потухшим углям ближе, он заметил среди них, ближе к краю костра нечто, что сначала он принял за большую головешку. Однако, приглядевшись, Алексей вздрогнул и даже попятился: прямо на него из нетронутой огнем стороны «головешки» смотрел светло-сиреневый глаз!

Он подобрал валявшуюся рядом ветку и осторожно перевернул ужасную находку. С обратной стороны круглый предмет пострадал меньше. Теперь Алексей и сам видел, что это действительно голова. Но что это была за голова! Какое исчадие ада могло носить ее на плечах?

Со стороны, не тронутой огнем, голову покрывала бугристая, серая кожа. Ее бесформенные складки напоминали слоеное тесто, только замешенное не из муки, а из влажной серой глины. Некое подобие мягкого носа, скорее – хобота, свисало до грубо вырезанного отверстия рта, в котором не было зубов, зато виднелось штук десять отвратительно толстых, сизых языков. Один глаз – на стороне, попавшей в огонь, – вытек и запекся тошнотворной желто-фиолетовой коркой. Другой же был словно не посажен в глазницу, а выпирал прямо из мерзкой морды и имел размер и форму половинки куриного яйца, разрезанного поперек. Он оказался светло-сиреневым, с пурпурным зрачком, и, если не знать, что это действительно глаз, и не видеть всего остального, можно бы было принять его за отшлифованный аметист и даже залюбоваться его красотой. Но сейчас он вызывал этим еще большее отвращение.

Голова была полностью лысой, только сверху, вдоль черепа, толстая складка кожи образовывала безобразный гребень, лохматящийся по краю подобием корост и нарывов.

Алексей, вновь пошевелив веткой, повернул к себе голову разрезом на шее. Тот был удивительно ровным и гладким, словно сделанный остро заточенной бритвой. Матово поблескивающая зеленовато-бурая кровь запеклась на срезе.

И еще – от страшной находки не менее страшно воняло! Запах был столь нестерпимым, что, вкупе с самим видом чудовищной головы, вызвал-таки у него непреодолимый приступ рвоты.

Отдышавшись вдали от кострища и придя немного в себя, он обратился к племяннику: