Бекка Фитцпатрик - Подземелья замка Ланже Страница 4

На следующий вечер Чонси был в своей спальне, его камердинер одевал его в зеленые бархатные бриджи и соответствующий жилет, когда вошел Бозвелл.

— Мисс Каннингэм и мисс Абрамс ждут в библиотеке, ваша светлость.

— Я спущусь через минуту.

Бозвелл беспокойно кашлянул в кулак.

— Мисс Абрамс находится в состоянии сна. — Он вложил в эти слова забавную интонацию. Чонси повернулся к дворецкому.

— Она спит в моей библиотеке?

— Накачана наркотиками, милорд.

Чонси ухмыльнулся. Элис накачала ее наркотой? Нимфа обладала еще бóльшим воображением, чем он помнил.

— Мисс Каннингэм сказала, что мисс Абрамс оказывала сопротивление. Я и двое других слуг внесли ее внутрь. Она в отрубе, извините за выражение.

Чонси задумался на минуту. Он не ожидал, что она будет в наркотическом сне, но это особого значения не имело. Она была здесь. Его взгляд обратился к окну. Луна была в зените, звезды дразнили своим блеском; полночь с каждой секундой тихо приближалась. Он планировал насладиться глубоким, зловещим удовлетворением от криков Джоли, пока тащил бы ее вглубь лабиринта туннелей, влажных из-за стоячей воды, затхлых из-за катакомб, но не было времени дожидаться, пока действие седативного закончится. Ему нужно было заточить ее в недрах замка до того, как он отправится на кладбище на встречу с ангелом. Нужно было еще многое сделать: он должен был проложить маршрут. Он должен был подготовить провизию, чтобы держать ее здесь, по крайней мере, недели две, на всякий случай. Он должен был проинструктировать Бозвелла и других слуг, чтобы держались подальше от замка. Он не хотел, чтобы кто-то против своей воли помог ангелу.

Внезапно его нетерпение испарилось. Осознание того, что он был не единственным, кто не в состоянии контролировать сегодня свою судьбу, вызвало внезапную волну удовлетворения, прокатившуюся по телу.

На кухне Чонси зажег факел и открыл тяжелую дверь, ведущую в подвал. Туннели были все еще огромной загадкой для него, несмотря на все годы, прожитые в замке. Он спускался вниз всего раз или два с момента его последней экскурсии ребенком, и то только для того, чтобы доказать себе, что он может; теперь он был взрослым человеком и не боялся выдуманных монстров из своего детства. Он сунул факел в темноту лестницы, озаряя светом серые стены. Сапоги грохотали по каменным ступеням. Внизу он установил факел в стенной крюк. Был еще один крюк на противоположной стороне подвала, но, насколько он знал, он был последним. В туннелях стенные крюки были не нужны, так как никто, кроме заключенных и их провожатых, не отваживался туда ходить. С собой у Чонси были четыре больших катушки ниток в кожаной сумке, висевшей через плечо, и он вытащил первую. Он привязал один конец к перилам, подергав за нее несколько раз, чтобы убедиться, что она привязана крепко. Волоски на шее приподнялись при мысли о том, чтобы затеряться в этих лабиринтах. Его отчим шутил, что в туннелях было только одно направление — внутрь. Вспомнив об этом, Чонси последний раз дернул за нитку. Удовлетворенный тем, что она держится, он взял факел и отправился в пасть дьявола, распутывая катушку по мере продвижения вглубь и обозначая путь системой нитей.

Даже в закопченной, почти черной камере, неловко лежащая на грязном полу Джоли Абрамс была довольно прелестной. Она была необычно высокой для женщины, но Чонси вряд ли был тем, кого волновал ее рост. Ее крестьянская одежда исчезла, уступив место зеленому павлиньему шелку, и ее волнистые каштановые волосы были убраны в высокую прическу, давая ему возможность беспрепятственно разглядеть ее скулы и овал лица. У нее были непристойно длинные ресницы и россыпь веснушек, которые, как он интуитивно знал, заставляли ее всплескивать руками каждый раз, когда она сталкивалась с зеркалом. Ее шею украшал золотой медальон. Чонси нетерпеливо выругался, пытаясь открыть его с помощью большого пальца. К его удивлению, внутри был портрет не ангела, а другой женщины. Внешнее сходство с Джоли было настолько разительным, что девушка, скорее всего, была ее сестрой. Он закрыл медальон, вдруг почувствовав себя глупо из-за вторжения в ее личную жизнь. Он осмотрел камеру. Лежанка в углу и серебряный поднос с едой на столе, вне доступа грызунов. Ему вдруг захотелось принести что-то, что сделает ее пребывание здесь более комфортным. Как минимум, дополнительные одеяла. Она была леди, и надлежащее обращение с противоположным полом вбивалось в него гувернерами, сколько он себя помнил. Что, возможно, объясняло и то, почему он, когда хотел женщину, выбирал деревенских служанок или танцовщиц, как Элис, искавших богатого покровителя, а не мужа. Он бросил взгляд на кандалы, висящие на стенах, но не увидел в них необходимости. Дверь камеры была толстой, как дерево, из которого эта дверь была выстругана, и Джоли придется скрести ее ногтями тысячу лет, прежде чем она проковыряет в ней выход. Пара мышей прошмыгнула вдоль стены, когда он взмахнул факелом, чтобы разогнать темноту. Он прогнал их под дверь и соскреб их помет с каблуков своих сапог. Джоли завозилась у его ног, испуская сонный тяжелый вздох. Она лежала на боку, в грязи, которая была еще холоднее из-за того, что на дворе стоял конец октября. Морозные завитки воздуха слетели с ее губ.

— Кто Вы? — процедила она сквозь зубы, шипя от гнева. Ее плечо, находившееся сверху, вздымалось и опадало с каждым вдохом. — Что Вам от меня нужно?

Он чувствовал потребность рассказать ей, что она здесь по вине ангела, но правда была в том, что он мог отпустить ее. Он мог позволить ей уйти прямо сейчас. Он мог приказать одному из его кучеров отвезти ее домой. Она вернется к своей безопасной комфортной жизни, в то время как он проведет следующие две недели в агонии.

— Вы останетесь здесь на некоторое время, — сказал он. — Я прослежу, чтобы Вам было комфортно, достаточно еды и воды.

— Комфортно? Комфортно? — Она села и, набрав в кулак грязи, швырнула в него. Чонси медленно счистил грязь со своей рубашки. Это он-то грубый? Неоправданно жестокий? А что она думает об ангеле? Он, что ли, лучше? Если уж Чонси тиран, то ангел в десять раз хуже дьявола. Он держит тело Чонси в заложниках каждый год! И Чонси в отличие от нее не мог избежать этой дюжины дней и ночей, или забыть то, что видел. Нет. На целых две недели он был заключен в ловушку в собственном теле, которое не ощущал своим, вынужден был наблюдать за каждым презренным действием, которое совершал ангел. Ангел играл на его деньги. Пил его вино. Командовал его слугами. Волочился за его женщинами. Два года назад он мучился в безмолвном бешенстве, когда ангел соблазнил Элис, обходясь с ней так, что она впоследствии заявила, что «это были самые волшебные четырнадцать дней» в ее жизни. Как только закончился Хешван, Чонси сию же минуту приказал ей убираться. Он до сих пор помнил растерянность и гнев в ее глазах. Он не сказал ей, что он не имеет никакого отношения к тем двум неделям блаженного волшебства.