Мери Линдсей - Расколотые души[любительский перевод] Страница 4

— Что-то случилось?

— Шшш. — слушаю.

— Что?

— Шшш!

Дрожа, я изучала тени. Ощущение поглощали меня, и я чувствовала мурашки по коже. Я схватила большую руку Зака и слушала, вцепившись в папину гитару так крепко, как только могла. Ничего. Ни движения, ни звука, кроме отчаянного сердцебиения, слышавшегося в моей голове. Добавлю паранойю к списку моих сумасшествий. Я глубоко вдохнула и отпустила его руку.

— Ничего, я думаю это просто мои нервы. — Это был первый раз, когда Зак не смотрел на меня как на сумасшедшую, или, по крайней мере, я впервые на него взглянула. Глотая слезы, я подняла гитару и направилась в тот угол, где был похоронен мой отец, стараясь не оглядываться через плечо на деревья.

Только у папы была каменная плита, вырезанная из черного гранита, поэтому его было легко найти. Поверхность была отполирована до блеска, что можно было даже увидеть свое отражение.

Я остановилась в нескольких ярдах и присела на скамейку, прижимая футляр гитары к груди. У меня все в груди переворачивалось, я знала, что если подойду ближе то разревусь. Зак сел рядом со мной и открутил крышку бутылки.

— Хочешь? — спросил он, подавая мне плескающийся виски.

— Нет. Спасибо. — Я прикусила губу, подавляя желание попросить его остановиться.

— Ты должна сказать маме что происходит, — сказал он, делая еще глоток.

— Я не могу. Она запрет меня, как она сделала с отцом, это ее погубит. — Я положила пальцы на гитарный футляр и открыла не в силах заставить себя достать гитару. Зак достал ее и начал настраивать.

— Что нам сыграть?

Я положила ладонь на поверхность папиной гитары.

— "Свободное падение", — ответила я. Это была любимая песня папы, и последнее что мы играли вместе. С тех пор он не прикасался к гитаре.

Я подняла гитару и положила на колени, пока Зак настраивал первые аккорды песни. Волны горя охватили меня, чувствуя четкий запах красного дерева, папа, казалось, был рядом.

— Ух, ты. Отличная гитара, — сказал Зак, передвигаясь на скамейке, чтобы сидеть под углом ко мне.

— Да это не ель. — Это был естественный матовый цвет шоколада. Папа сказал что купил ее потому что она была того же оттенка что и глаза.

Струны стонали, когда я провела по ним рукою, задевая кончиками пальцев. Это было не настолько плохо, чем я ожидала, ведь она была не тронута на протяжении девяти месяцев. Я почти чувствовала руки папы на моих, когда я настраивала колышки. Часть покрытия, которую папа стер была более гладкой, чем остальная поверхность дерева, и я провела по ней ладонью.

— Я не смогла помочь ему, Зак.

Он перестал бренчать, но нечего не сказал. Это была еще одна вещь, которую я очень любила в Заке: он был лучшим слушателем. Я вытерла слезы с верхней части гитары рукавом.

— Мама и я перепробовали все, но этого было недостаточно. Нашей любви было не достаточно что бы удержать его здесь.

— О, детка. Мне очень жаль. — Он заправил мои волосы за ухо.

— Я не смогла спасти его. — Шум в голове стал намного громче или может быть, я просто была уязвима в этот момент. — Никто не в силах будет спасти меня.

— Я здесь детка. — Он положил свою руку на мою. — Мы пройдем через это. У тебя все по-другому. Таблетки помогают, верно?

Мне хотелось ему верить. Я действительно хотела, но что-то во мне знало, что это было вне моего контроля. Я ничего не могла сделать, что бы это остановить. Зак открыл Джека Дениелса.

— За твоего отца, — произнес он, держа бутылку при свете луны, прежде чем сделать глоток. Он передал ее мне.

— За тебя, папа, — прошептала я, над могильной плитой и поднесла бутылку к губам, содрогаясь при глотке. Я поставила бутылку под лавку, и зазвучали первые аккорды "Свободного падения". Я и не думала, насколько был пьян Зак, пока он не начал играть. Он знал эту песню, но его пальцы были небрежными и не попадали в ритм, что никогда не случалось, когда он был трезв. В конце концов, он перестал даже пытаться играть и закончил последний припев сам.

Я пришла на кладбище, думая, что это поможет моим беспокойствам. Пение с папой, ни принесло облегчения, которого я ожидала. На самом деле я почувствовала острое ощущение, будто чего-то не хватает.

Зак щелкнул застежкой футляра и приблизился ко мне. Я не сопротивлялась когда он забрал из моих рук гитару, я слегка напряглась, не желая ее повредить. После этого я прислонилась по другую сторону могильной плиты отца. Зак подошел ко мне.

— Я могу сделать, что бы тебе стало легче, — прошептал он мне на ухо, положив руки на мрамор по обеим сторонам от моей головы. — Заставить тебя забыть.

Я посмотрела на надгробия окружающие нас.

— Зак. Не сейчас, — сказала я ложа руку на его широкую грудь.

— Да ладно, Линзи. — Он провел рукой под моей рубашкой, касаясь кончиками пальцев кожи. Я схватила его за запястье.

— Зак, пожалуйста. Только не на могиле моего отца.

Он замер, а затем сделал пару шагов, назад и поднял руки.

— Ты права детка. Увлекся. Я просто хотел, что бы ты чувствовала себя лучше. — Он засунул руки в карманы и пожал плечами. — Извини.

Я медленно выдохнула и расслабилась рядом с могилой. Он посмотрел через плечо на надгробие папы.

— Ты хочешь побыть некоторое время в одиночестве?

Скрестив руки на груди, я кивнула.

— Все что пожелаешь, детка. — Он поцеловал меня в лоб, прежде чем поплелся к скамейке покрытой тенью виноградной лозы и лег. Отлично. Через несколько часов он достаточно отрезвеет, что бы отвезти меня домой. Я остановилась, прислонившись к мавзолею, и наблюдая, как вздымается грудь Зака. Я хотела извиниться, но передумала. Это беспокоило меня. Его отец умер от передозировки, когда он был еще маленьким мальчиком, Зак был слишком мал и даже его не помнил, мама поставила Зака на ноги, когда он окончил школу в прошлом году. Наверно поэтому нам было так хорошо вместе, он понимал, что такое потеря и одиночество. Но мне повезло по сравнению с Заком. По крайней мере, я знала своего отца. У него же не было такой возможности.

Когда его дыхание замедлилось, и он погрузился в сон, тени деревьев в лунном свете играли на его лице, подчеркивая сильные челюсти и высокие скулы.

Я подползла к футляру гитары и вытащила из кармана цветок лотоса, сделанный из обвертки для сэндвича. Я опустилась на колено в траву перед надгробием папы, глядя на свое отражение на блестящей поверхности, и положила бумажный цветок на могилу.

— Я схожу с ума, папа. — Я провела пальцами по резным буквам его имени.

Ему было только сорок пять, когда он начал сходить с ума. Голоса он начал слышать, когда был в колледже. Со мной подобное происходило гораздо раньше.