Средь бала лжи (СИ) - Сафонова Евгения Страница 4

Потом всё-таки записала мысль, в который раз пришедшую ей в голову, не дававшую покоя.

«Забавно, — медленно вывел кончик пера, не нуждавшегося в чернилах, — но иногда я забываю, что у меня была другая жизнь и другая семья. Лучшего отца, чем Арон, пожелать нельзя. Супруги Лормари, похоже, искренне считают всех его «детишек» внуками, которых у них никогда не было. Только мамы очень не хватает, а так… пожалуй, я счастлива. Забавно…»

Таша тихо положила перо на страницу.

Всего-то полгода прошло. Меньше. А она уже привыкла к этому дому и этой жизни. Её не мучают кошмары, она не видит могилы матери, беспробудно спящей Лив, сражений с кэнами, оборотнями, виспами, эйрдалями, амадэями, кеарами…

А была ли та жизнь? Было ли то, через что её заставили пройти?

Может ли вообще быть такое — чтобы кто-то ради своего извращённого удовольствия затеял игру живыми людьми?

…может, напоминал тоненький голосок разума; может, и было, и тот, кто это сделал, жив и здравствует…

…и когда он перешагнёт порог вашего дома — лишь вопрос времен…

Но Таша отмахивалась от этих мыслей. Ведь так удобно верить, что та игра была лишь страшным сном.

Так удобно думать, что эта жизнь — тихая, размеренная, сказочно-счастливая, — будет длиться вечно…

— Всё, я закончил и жутко устал, — влетая в кухню, уведомил Джеми. — Я ухожу.

— Куда, сынок? — обстучав ложку о край котелка, невозмутимо уточнила госпожа Лиден.

— В себя, — мрачно буркнул Джеми, опускаясь на ближайший стул и прикрывая глаза.

— Наконец-то, — сказал открывший их Алексас.

Таша подняла взгляд, привычно поражаясь, как внутреннее меняет внешнее.

Джеми был тощим, длинным и нескладным. Алексас — поджарым, высоким и изящным.

Джемина шевелюра пребывала в состоянии взъерошенности вороньего гнезда. Алексаса — в живописной растрёпанности.

Джеми двигался так, будто каждую секунду находил консенсус с собственным телом. Алексас — с грацией большого кота.

Лицо Джеми было детским, с приросшим к нему потерянно-рассеянным выражением; симпатичным, не более. Лицо Алексаса навеки врезалось в девичью память тонкой аристократичной красотой и чарующей улыбкой.

Единственным, что действительно менялось внешне, были глаза. Бледно-голубые с желтоватым ободком вокруг зрачка — у Джеми, синеватые с золотым — у Алексаса. Впрочем, у Арона глаза меняли цвет по настроению; так что, пожалуй, это тоже вполне можно было считать не внешним, а внутренним.

Взглянув на Ташу, Алексас вскинул бровь.

— Летопишешь?

Помнится, насмотревшись на него, Таша даже пыталась этому научиться. Здорово уметь вскидывать одну бровь: выказывая лёгкое удивление, выражая полунасмешку, окрашивая слова едва заметным презрением…

Но, видимо, тут либо дано, либо нет.

— Пытаюсь, — вздохнула она.

— А почитать?

Таша шустро захлопнула тетрадь:

— Это личное.

— Личное так личное, — легко согласился юноша. Вальяжно вытянув ноги, закинул руки за голову. — Полагаю, помощь не нужна, госпожа Лиден?

— Съесть поможешь. — Старушка зачерпнула на пробу немного похлёбки. — Кажется, переперчила…

Таша привычно втянула носом воздух.

— Не-а, — возразила она. — Пропорции что надо.

— Права, как всегда, — признала госпожа Лиден, отняв ложку от губ. — А вот теперь, Алексас, твоя помощь пригодилась бы… эх! Чем больше узнаю об оборотнях, тем больше жалею, что не родилась в Ночь Середины Зимы. Или что мою маму в своё время не покусал кто-нибудь многоликий.

— Укус оборотня подарил бы ей только беготню по лекарям, — усмехнулась Таша. — А вот насчёт Ночи Середины Зимы в точку. Только вот…

Вспомнила о собственной маме, о том, как летом едва не оказалась сожжена заживо — и перестала улыбаться.

В этот миг входная дверь огласила кухню деликатным стуком.

— О, — снимая котелок с огня, изрёк Алексас, — а вот и Арон.

Радостно вскочив, Таша в два прыжка оказалась у порога, чтобы отодвинуть засов:

— Ты как раз к ужи…

Осеклась.

Застыла у распахнутой двери, глядя на незваного гостя, пока морозный воздух холодил кожу, а страх — сердце.

Его одежды были тёмными, как вороново крыло. Лицо — скрыто глубоким капюшоном отороченного мехом плаща; Таша не видела, но чувствовала пристальный взгляд чужих глаз, изучающих её лицо.

Мгновения, которые человек в чёрном молча смотрел на Ташу, тянулись бесконечно долго.

А потом он шагнул к ней.

— Прекрасно выглядите, Таша-лэн, — заметил знакомый голос. — Ещё лучше выглядели до того, как меня испугались.

Она в изумлении отступила на шаг:

— Леогран… энтаро?

— Уже лучше, — одобрил молодой человек. — Позволите войти?

Таша, наконец сумев облегчённо выдохнуть, отошла в сторону; и, стряхнув снег с плаща, племянник герцога Броселианского перешагнул порог башни звездочёта.

Когда Леогран откинул капюшон, свет волшебной лампадки высветил медь длинных волос, прихваченных лентой в низкий хвост, залихватскую закрученность рыжих усиков и яркую зелень глаз, подчёркнутую бледностью породистого лица.

— Как вы нас нашли? — изумлённо спросила Таша.

— Отец Кармайкл сказал, где его искать, если нам понадобится его помощь. — Леогран затворил за собой дверь. — Не представите меня? Кажется, я незнаком с частью вашего прекрасного семейства.

— А, да… конечно. — Таша, немного успокоившись, повернулась к хозяйке дома. — Госпожа Лиден, это Леогран-энтаро. Племянник Орека Нормана, герцога, правящего Броселианским округом. Леогран-энтаро — госпожа Лиден Лормари. Она…

— Ташина бабушка, — улыбнулась старушка. — Безмерно рада знакомству, Леогран-энтаро.

— К вашим услугам, госпожа Лормари. — Леогран учтиво поклонился. — Стало быть, отец Кармайкл — ваш сын?

— О таком сыне мечтает любая мать, — уклончиво ответила летописица. — И как вы познакомились?

— Отец Кармайкл летом выручил нашу семью из большой беды. Он изгнал досаждавшего нам призрака и эйрдаля, очаровавшего моего дядю, убившего моих родителей… если б не он, думаю, мы все были бы уже мертвы.