Цветок забвения - Мари Явь Страница 4

— Т-ты… ты что… издеваешься?! Не смотреть?! Ты же сам принёс её сюда! Принёс женщину в бордель! Сюда нельзя приходить со своей женщиной! Она лежала в коробке всё это время? Ты просто псих! Решил посмеяться надо мной?!

— Это не обычная женщина, — ответил он, следя за тем, как я неловко подбираюсь к ним. — Это Дева. Ясноликая госпожа. Последняя из них. — Его голос звучал благоговейно. Полная противоположность порочному взгляду.

— Те самые «ожившие мужские грёзы»?! Слишком буквально! Ты же только что сказал, что они все мертвы!

— Я сам верил в это… Столько лет прошло… я уже перестал надеяться, что она когда-нибудь очнётся. Сейчас? Здесь? — В его тихом смехе звучала боль. — Почему ты выбрала именно это время и место? Я умолял тебя столько раз. Было столько по-настоящему подходящих моментов. А теперь, когда я нашёл, чем себя занять, ты решила мне всё обломать?

Я не понимала эту бессмысленную мужскую речь. Подружка его тоже не слушала.

— Что ты сделал с ней?! — спрашивала она.

— Ничего особенного.

— Тогда откуда на ней столько золота?

— Оно сдерживает её силу. Долго объяснять. Просто поверь мне и постарайся не смотреть ей в глаза.

— Положил бы ей тогда золотые монеты на лицо!

— Так делают только с покойниками.

— А в гроб кладут не покойников?!

Приблизившись, я опустилась на пол перед ними. Мужчина до сих пор казался таким шокированным… намного более шокированным, чем женщина, хотя, казалось бы, он всегда знал, что лежит в том ящике.

Забрав из его руки длинную трубку, я приложила её к своим губам. Я хотела пить и есть, но предпочла глотнуть дыма. Потому что надеялась, что лично в моём случае наркотик подстегнёт воспоминания. Если не он — то ничего больше в этой комнате.

Опиум.

Смаковать его казалось естественным. Сам ритуал был таким знакомым, но не вкус. Вкус я уже успела забыть, потому что с тех пор, как последний раз его пробовала, прошло больше десяти лет. Намного больше. И тоска, которую я почувствовала, освобождая лёгкие от дыма, не имела никакого отношения к наркотической зависимости. Нет, зависимость у меня была отнюдь не от опиума.

— Где я?

— В безопасности, несмотря на то, как всё выглядит.

— Я говорю не с тобой, мужчина. Твой голос и вид оскорбляют меня, — произнесла я, вопреки словам внимательно его разглядывая.

У него были седые волосы, смуглая кожа и чёрные, перегоревшие глаза. Внешность противоположная всему, что считалось у нас образцом красоты. Загар? Седина? Темноглазых Девы тоже не любили, их не обучали высшему мастерству.

Хотя плевать на внешность, у него всё равно не было ни шанса мне понравиться. Он являлся совокупностью всего, к чему нам с детства внушалась ненависть. Угрожающим, даже когда заверял в безопасности, твёрдым на вид, большим и очень голым.

Посмотрев на его пах, у которого замерла женщина, я решила, наконец, узнать, с чем они меня сравнивали.

— Что это?

— Боги, — выдохнул придушенно мужчина.

— Ты никогда не видела член? — уточнила его подружка. — Ты же в борделе, это самая естественная вещь здесь.

— Что такое бордель?

— Не говори с ней об этом, — прохрипел он, пытаясь подняться. — Только не об этом, чёрт!

— Оставайся на месте, — приказала я, не сомневаясь, что он подчинится. Все подчинялись.

— Здесь мужчины ищут утешение, — объяснила незнакомка, — ну, знаешь…

В утешениях я кое-что понимала. Но, очевидно, у мужчин всё происходит по-другому. Им нужно для этого целое заведение. И особый ритуал, во время которого они могут выставить свою отвратительную наготу и животную природу напоказ.

— И зачем ты утешала его? Он твой единый? — Я продолжала смотреть на низ его живота. — Может, он и нуждается в утешении…

— Что? — оскорблённо выдохнул мужчина.

— …но твоей жалости он недостоин, сестра. Ты могла бы выбрать себе в пару прекрасную деву под стать тебе. Её нежный образ, ласковая улыбка и голос певчей птицы утешали бы тебя лучше, чем сможет любой из них. Она отирала бы твои слёзы руками, которые никогда не причиняли боль, а я вижу, как много слёз ты пролила. Твой взгляд потух. Твоя кожа не сияет, потому что ты просидела взаперти намного дольше меня. Твои роскошные волосы… — Я запнулась, с трудом находя нужные слова. Волосы безжизненного чёрного, «потухшего» цвета, так напоминающие мои, не заслуживали похвалы. — Твои волосы осквернила седина. Разве не мужчины сделали это с тобой?

— Д-да?

— Обделённые красотой, они живут в вечном стремлении её присвоить. А если им не удаётся присвоить, они уничтожают её. Каждым прикосновением они расхищают твоё сокровище. — Я подняла отяжелённую оковами руку и погладила её по щеке. — Так почему ты утешаешь его?

— Так он же… он платит мне за это… золотом.

— Конечно, никто бы не подошёл к нему добровольно. Но платить тем, что угнетает нас?.. Вот она — суть мужчины. — Я покачала головой. — Почему ещё так ценится золото, как думаешь? Потому что оно делает женщин слабыми, податливыми и зависимыми. Извращает нашу чистую сущность.

— Наверное…

— Просто смешно, как они стараются придать этим силкам совершенную форму, чтобы поймать нас в них.

— Но это не силки… Это украшения.

— Разве ты нуждаешься в них? Это ты можешь украсить «украшения», а не они тебя. Золото тебя недостойно. — Я скользнула рукой вниз, по её шее, на грудь. — Посмотри на себя. Разве в мире есть подобная красота и нежность? Тебе бы завидовали цветы наших садов. Камелии и розы цвели бы ещё пышнее в венце на твоих волосах. Ты так хороша, что любая из нас сочла бы за счастье стать твоей единой.

— Спа… спасибо, — прошептала женщина, краснея, тогда как мужчина униженно рванул на поиски одежды. Вопреки приказу.

Это встревожило меня. Техника голоса никогда прежде меня не подводила. Глаза — да, но не голос. Всему виной навешенное на меня золото? Или время опустошило меня?

Я задумчиво приникла к трубке.

— Как… как тебя зовут? — спросила женщина, зачаровано придвигаясь ближе. — То, что ты оказалась здесь, просто чудо, но тебе тут не место. И уж точно тебе не место рядом с этим извращенцем. Ты должна скорее уходить. Если тебя увидят…

Подоспевший мужчина перехватил её руку, потянувшуюся ко мне.

— Твои услуги больше не нужны. — Он поднял её рывком на ноги, после чего снял с моей руки одно из многочисленных колец и, отдав ей вместе с одеждой, выпроводил за дверь. Закрыв засов, мужчина повернулся ко мне,