Песнь Серебряного моря - Надежда Черпинская Страница 4

– Может, ты и прав, отец, – глухо молвила Экталана, – да только, когда я вижу, что люди сделают с вверенной им землёй, мне хочется уничтожить весь род людской раз и навсегда!

– Нэа эсто рига виа![6] – грозно молвил Великий князь. – Запомни это, миэ данно![7] Нет ничего превыше жизни! Хранить жизнь и защищать её – вот твоя цель, и никак иначе! Не убивать, но защищать любую жизнь: эльфа, человека, птицы, зверя, дерева, травинки у твоих ног, мелкой букашки на этой травинке. Только так! Хранить жизнь в любом её проявлении, любить жизнь! А иначе, чем мы лучше тех убийц и разрушителей, тех терро-аоро? Мы должны остаться эльфами, Народом Звёзд, Элдинэ, но не потерять сути своей, не позабыть, что мы – хранители жизни, природы. Нэа эсто рига виа! Помни это! Помни, Экталана! А Элинэль не осуждай! Пока в душе твоей не зазвучал Зов Моря, пока песнь его не позовёт тебя в последний путь, не понять тебе, как трудно противостоять крикам чаек и плеску волн.… Ведь они так похожи на голоса тех, кто был тебе дорог, они обещают покой и счастье, которых так не хватает тоскующей душе. Как манит Благословенный Край, когда весь мир рушится на глазах!

Экталана вдруг испуганно схватила его за руку:

– Значит, и тебя тянет Море? И ты хочешь уйти? О, миэ фато, миэ белаэ фато,[8] неужто и ты оставишь меня совсем одну, одну бороться с наступающей ночью?

– Ты – моё Море, – повторил Эктавиан твёрдо, – другого мне не нужно. Покуда я нужен тебе, и ты не отпустишь меня, я буду с тобой. А когда придёт наш срок, мы уйдём с тобою вместе, и белый корабль умчит нас в Благословенный Край. Обещаю.

– Я верю тебе, – сквозь слёзы сказала Экталана и обняла своего отца.

Минуту они молчали, потом она тихо сказала:

– Тебя ищут, Великий князь… Что-то случилось?

– Я слышу, – отозвался Эктавиан. – В лесу появились чужие, двое: мужчина и женщина. Но в них нет зла. Напротив что-то родное…

Эльф поднялся.

– Родное? – переспросила девушка. – Тогда я догадываюсь, кто это может быть.

– Я тоже, – улыбнулся Эктавиан.

– Редкие гости, – заметила девушка.

– И оттого особенно дорогие! – кивнул эльфийский князь. – Добрая встреча ждёт нас. Пойду. Гларистар сбился с ног, разыскивая меня, чтобы сообщить такие вести. Да и негоже заставлять высоких гостей ждать. Идёшь со мной?

Экталана стёрла слёзы с бледного лица и ответила:

– Я приду позже. Негоже являться пред высокими гостями с заплаканными глазами.

Эльфы улыбнулись друг другу, и Эктавиан растворился в воздухе, ступив на Тенистые Тропы.

[1] стихи автора

[2] Погибель, чудовища, огонь, война, ненависть, война…

[3] дитя моё

[4] отец

[5] дочка

[6] Нет ничего превыше жизни!

[7] Дочь моя

[8] О, мой отец, милый мой отец

"Орлёнок и Соколица"

Есть чем платить,

Но я не хочу

Победы любой ценой.

Я никому не хочу

Ставить ногу на грудь!

Я хотел бы остаться с тобой,

Просто остаться с тобой!

Но высокая в небе звезда

Зовёт меня в путь…

Пожелай мне удачи в бою!

Пожелай мне…

Не остаться в этой траве,

Не остаться в этой траве,

Пожелай мне… удачи!

Виктор Цой

Курган памяти

Когда забытые друзья

Тебя случайно позовут

В те запредельные края,

В которых люди не живут…

Когда придётся прочитать

Чужие письма на столе,

Не стоит думать и гадать –

Пока есть небо на земле…

Я.Николенко

Осень опустилась на Лейндейл.

Леса ещё не сбросили свои багряные и золотые наряды. Лишь кое-где в низинах, где по ночам было особенно прохладно, деревья уже лишились части своей листвы и стояли сиротливые, полуголые.

Небо, пепельное, неживое, висело над головой как старая выцветшая тряпка. Грязно-серые дождевые облака застилали его с самого рассвета. Было пасмурно, скучно и гадко.

Несмотря на хмурое небо, дождь так и не пошёл, хотя время уже приближалось к вечеру. Но в воздухе всё равно висел пронизывающе липкий, холодный туман. Он осаждался на одежде и золотой листве сонного леса.

Солнца, естественно, не было. Посему дорога не успела просохнуть от вчерашнего ночного дождя. И грязь, чавкая, расплёскивалась под копытами, при этом, умудряясь забрызгать не только ноги лошадей, но достать и до их наездников.

Всадников было около пятнадцати. Они двигались не спеша, чётким караваном, один за другим, по разбитой лесной дороге на север: то был Южный путь, ведущий к Мангару.

Первый всадник восседал на вороном жеребце, и то был истинно рыцарский конь: невысокий, приземистый, но крепкий и невероятно выносливый, с густой пушистой гривой, чёлкой, спускавшейся на глаза, и мохнатыми бабками. Издалека он мог напомнить крестьянского тяжеловоза, но вблизи становилось ясно, что конь этот привык возить не телегу, а своего рыцаря. Он наверняка умел быть быстрым и неустрашимым.

Не менее воинственным выглядел и его наездник. Темно-русые волосы коротко острижены (в отличие от большинства мужчин в его отряде), серые глаза внимательно и напряжённо вглядывались в туманный лесной полумрак, мужественное загорелое лицо, голова гордо приподнята.

Сила и осторожность окружали его подобно тому, как ореол света окружает факел. Даже в тусклом сумраке осеннего дня его кольчуга и доспехи сияли, а на попоне, покрывавшей вороного коня, сверкала эмблема Лейндейла: серебряная роза на фоне моря и встающего солнца, лучи которого искрились золотом.

Несомненно, первый всадник был предводителем отряда, ибо он как-то необъяснимо выделялся на фоне всех остальных.

Впрочем, были и ещё двое, кто, безусловно, отличался от других путников…

Один, потому что был очень юн, а другой, потому что это был не другой, а другая.

Женщина, восседавшая на великолепной белоснежной кобылице, сиявшей в сером сумраке леса, была единственной в отряде и выглядела почти нереально среди вооружённых до зубов солдат. Она казалась прекрасным видением: юная, величественная, неземной красоты.

Женщина была одета в серый плащ, расшитый жемчугом и серебром, из-под которого виднелось небесно-голубое платье, в тон её лазурных глаз. Капюшон плаща был откинут, и толстая густая каштановая коса струилась по спине. На светлой коже ни одного изъяна, и