Дом Монтеану. Том 2 - Лина Мур Страница 4

что будет дальше, после предательства и жестокости, которые я вновь пережила. Лучше этого не знать, чем помнить всё и не иметь даже возможности плакать, страдать или как-то ещё проявить эмоции. Пустота. Это всё, что я чувствую. Ещё боль, физическая боль. Она, то усиливается, то ослабевает, то вновь на пике, то убаюкивает меня. Моё сознание плавающее. Я, то просыпаюсь и испытываю ужасающие боли по всему телу, которые заглушают душевные, то боль отступает, и на смену приходит темнота с огромным чувством вины и стыда за то, что я сделала. Это адский круг. Это худшее наказание для вампира.

Когда я в сознании, то даже глаза открыть не могу, концентрируясь на боли, которая уничтожает моё тело. Так проще. Я не в силах даже крикнуть, словно всё атрофировалось. А когда я плаваю в чувстве вины, стыда и кровавых сгустках убитых и раненых… Стана… Рома и других, то страдаю ещё сильнее.

Я так хочу умереть. Хочу завершить свой цикл жизни. Кому ты молишься, мой друг? Он слышит тебя? Меня нет. Хотя говорят, что мы ближе к Создателю, чем вы. Но может быть его нет? Может быть, всё это чушь, и нам просто врали?

У меня нет никакого представления о том, сколько прошло времени с того момента, когда я узнала о предательстве Томаса. Я не знаю, живы ли Стан и Рома. Я не могу им помочь… Я их привела на верную смерть… опять… это убивает меня. Убивает…

— Это болевой шок.

Сквозь кровавую дымку боли я слышу голос ещё одного предателя. Я так хочу его ненавидеть. Хочу… за что, Сав? За что?

— Ты уверен? Она выглядит мёртвой, — произносит ублюдок, от которого меня тошнит. Я не желаю ему ничего хорошего. Соломон. Ненавижу… его ненавидеть могу.

— Убери ногу, — рявкает… Томас.

Мне хочется сжаться в клубок, как я делала, когда была маленькая, чтобы меня никто не заметил. Спрятаться и поплакать. Я не чувствую никаких прикосновений, но знаю, что меня пнули.

— Это болевой шок. Я уверен. Её пульс опустился до тридцати ударов в минуту. Это намного ниже, чем у людей, но он есть. Слабый, но есть. Помимо этого, её кожа побелела по этой же причине. Корка льда, покрывающая её кожу, говорит о том, что она ввела себя в состояние спячки. Я никогда такого не видел, если честно, но читал о таком здесь в архивах. Там есть записи о нашей жизни с самого начала, и иногда, при сильных травмах, вампиры входили в состояние спячки, таким образом притворяясь мёртвыми для хищников. Она сама себя заживляет.

— То есть к ней вернулась сила, раз она может это сделать?

— Я не уверен. Не знаю, Томас. Это можно будет понять, только когда она выйдет из спячки.

— Сколько времени это займёт?

— По словам историков, от месяца до года.

— У нас нет столько времени, чтобы возиться с этой сукой. Ускорь этот процесс. Мы не собираемся ждать целый год, чтобы эта мразь очнулась.

— Соломон, я не волшебник, чёрт возьми! Я, вообще, не врач, а психотерапевт и исследователь! Я не могу ускорить этот процесс, если только…

— Что? Что если только?

Вы все не сдохнете. Ты первым должен сдохнуть, Томас. Ненавижу тебя. Ненавижу… ненавижу… Создатель, как же больно. Больно в сердце. Больно… неужели я заслужила это? Неужели? Я не была хорошей девочкой, но и такой участи тоже не заслуживаю. Разве они не хуже меня? Разве Стан не лучше их? Лучше. Нет тебя, вот ответ. Некому больше молиться.

— Хм, может быть, дать ей знакомый запах. К примеру, Стана. Если учесть, что между ними довольно крепкая связь, то это, как вариант, поможет ей быстрее выйти из спячки, чтобы защитить его.

Стан жив? Он жив?

— Или убить его, чтобы её кровь захотела мести, и тогда она точно очнётся, — хмыкает Соломон. — А что? Он и так уже почти труп. Едва живой.

Жив, ещё жив. Господи, жив. Стан… прости меня. Прости, я вернусь за тобой. Стан… ответь мне. Пожалуйста, ответь мне… Стан.

— Соломон, начинай думать головой, а не своей задницей, — рычит Томас. — Стан — прекрасный вариант манипуляции. Он для неё, как красная тряпка для быка. И пока он едва дышит, мы точно выигрываем. Если он умрёт, то её уже будет невозможно разбудить.

Я нужна им, причём живой. Создатель, молю, пошли мне смерть! Молю тебя! Убей меня! Ты же видишь, что они хотят сделать! Молю!

— Она слышит нас?

— Вряд ли. Это как кома у людей. Можно попробовать дать ей кровь Стана. Она связана с ним. Они же провели ритуал.

— Не до конца. Он не завершён, и это не сработает.

— Попробовать можно. Если не сработает, мы ничего не потеряем. Но если она не очнётся, то все заключённые сдохнут раньше, и всё это будет бессмысленно.

Они не убили всех? Рома жив? Остальные тоже?

— Хорошо. Я сам это сделаю. У вас есть задания. Идите. Я возьму кровь Стана и волью ей. Сав, после этого проверяй её через каждые три часа, чтобы точно знать результат.

— Да, Ваше Высочество. Но я могу сам. Вас ожидают в комнате. Нам привезли новую партию женщин и мужчин. Отдохните.

Отдохнуть? Он, что наработался? Ублюдки. Ненавижу… ненавижу вас.

— Я сам. Мне нравится издеваться над Станом. Скажем так, я кончаю от того, как ему больно. И я, конечно, не упускаю возможности рассказать ему о том, как продолжаю трахать это мерзкое и вонючее тело его принцессы. Это весело.

Хохот оглушает меня. Так хочется крикнуть. Встать и разорвать их. Стан… держись. Держись. Пока ты жив, жива и я.

Впервые за время своего заточения я хочу продолжать терпеть боль, скручивающую в тугой острый узел всё моё тело и сознание, чтобы услышать больше. Но, как назло, темнота внезапно утягивает меня. Пытаюсь бороться с ней, дёрнуться, чтобы причинить себе боль, и это отрезвило меня, вернуло в сознание, но я бессильна. Я не контролирую своё тело. Такова участь вампира. Ты не можешь противостоять ничему, что в тебя заложила природа или Дьявол, или Создатель. Тебе приходится смиренно принимать происходящее, а это безумно бесит.

Сознание возвращается ко мне снова, а потом энергия заканчивается, и я опять засыпаю. За всё время моих недолгих пробуждений я так больше ничего и не слышу. Вообще,