Подземелье Иркаллы - Alexandra Catherine Страница 4

Девочка остановилась. Губы ее растянулись в открытую улыбку, она стиснула ладошки в замочек и заговорила, сверкая своими изумительными глазами:

— Приветствую тебя, сударыня. Хорошо ли добрались вы? Голодны ли?

Мелодичность и веселость этого тонкого голоса, гостеприимный характер этих фраз показались Акме чудовищно неуместными и вырванными из другого мира заученными фразами. Девушка не смогла вымолвить ни слова. Она села на корточки, заглянула в ее огромные глаза и прошептала, трясясь и глотая слезы:

— Скажи, как зовут тебя?

Девочка в улыбающемся изумлении долго глядела на Акме, потом ответила ей просто и дружелюбно:

— Августа…

Девочка несколько долгих секунд разглядывала Акме, будто впервые после долгих лет видела лицо без шрамов и увечий, лицо молодое и красивое.

— Бедное дитя… — проговорил кто-то в толпе.

— Бедные мы, — фыркнул кто-то из мужчин. — Едва полночь наступит, мы все вскормим земли эти своею кровью!

— Да покарает тебя Господь за твои малодушные речи! — воскликнула Мирья.

— Бедные, говорите?.. — хмыкнула другая женщина. — Да все вы будете счастливейшими из смертных, если Господь заберет вас этой ночью! Они любят девственниц и пышнозадых красавиц. Выбирают себе по одной и пользуют их несколько дней или недель, пока не заведется дитя в их чреве. Тех женщин, что родили им девочек, они убивают вместе с новорожденными, а тех, что родили мальчиков, оставляют в живых для последующих сыновей… Им нужны полукровки. Они выше ростом, сильнее и умнее.

Послышался низкий стон, и кого-то вывернуло наизнанку от ужаса. Акме без сил сползла по стене. Некоторые, закрыв рты ладонями, глухо зарыдали. И лишь одна фыркнула, зло и развязно, уперев в бока свои молодые полные руки, покачивая бедрами, будто уличная девка, вызывающе тряся задом и пышной грудью от возмущения:

— Да пусть лишь попробуют сунуть ко мне свои обрубки, я им их живо поотрываю!..

В пещере поднялся ропот, возмущенный и изредка одобрительный. Светлые волосы девушки растрёпанными патлами свисали с круглой головы на широкие покатые плечи, прикрывали порванные рукава платья с глубоким разрезом, оторванные тесемки и повисшую шнуровку корсета. Румяное лицо можно было назвать красивым, его не портил даже двойной подбородок. Воля к жизни её была восхитительна, а сила духа и взгляд без тени отчаяния мерцали непоколебимой уверенностью.

— Одна уже пыталась сопротивляться, — понизив голос, заговорила женщина, поднялась и указала в глубь пещеры, где, плохо освещенный факелом, в тени, завернувшись в дырявое одеяло, прямо на камнях лежал силуэт. — Наша Фая была непозволительно бойкой для этих краев и непослушной. Но коцитцы быстро взнуздали её. Деваху держали несколько человек, пока тот, кто выбрал ее себе, пытался «жениться» на ней. Фая оказалась очень сильной девушкой, но не сильнее их. Она умудрилась заколоть кинжалом своего будущего «мужа». Всадила прямо в шею. За это ей выжгли глаза, попросту лишили лица и пользуют каждую неделю. Теперь она лишь спит и ест и никогда не говорит. Но не желает беременеть, посему сегодня мучения её закончатся. Вы всё ещё уверены, что смерть — худшее из зол?

Акме отвернулась. Она хотела из головы выкинуть всё, что увидела здесь и услышала, но не смогла. Видела она смерть и была приучена к ней в Орне, ибо профессия её неразрывно связывалась с нею. Но гибель столь насильственная и мучительная, не укладывалась в голове. Она никогда не представляла себе, что на земле, под надежной рукою Господа, сквозь толщину подземелья прорвался ад.

Коцитцы продолжали ритуальные танцы, всем корпусом склоняясь перед алтарём, подпрыгивая, что-то напевая. Барабаны, по которым они били ладонями, дробно постукивали. Флейты и дудки издавали не столь чистый звук, к которому привыкла Акме, но они высекали из себя мелодию, беспорядочную, резвую, скачущую, будто игривый жеребенок, но зловещую, будто подкрадывающуюся. Они потрясали над головами кинжалами, которыми убивали десятки и сотни людей. Высоко поднимали согнутые в коленях ноги мужчины и женщины, столь же маленькие и свирепые, с длинными растрёпанными волосами, с крепкими обнаженными бронзовыми телами и маленькими грудями. Высоко протягивали они цепкие руки, по плечи перепачканные кровью. Ими же дотрагивались они до ступеней алтаря, будто разогревая древний камень перед новой бойнею невинных, обреченных на безвременную гибель.

«Не твой ли культ это, Шамаш? — размышляла Акме. — Едва ли… я не вижу ни одного солнца здесь. В глазах вождя был страх, когда я произнесла имя «Аштариат»… Стало быть, они знают, что оно означает и какую силу несёт?..»

Одним ребром своим прямоугольный алтарь был обращён к тем далям, что не закрывались за горами Кура. Там, в сумеречном мареве виднелись вершины заснеженных гор. Столь далеки они были, что в вечерней мгле казались призраками. Коцитцы с почтением обращались к той стороне.

Акме знала, что единственные горы, которые были там, — горы Эрешкигаль, супруги Нергала, что канул в небытие веков благодаря Шамашу, Атариатису и Господу Богу. Но мысль, что эти звери поклонялись Нергалу и его супруге показалась ей нелепой. Это объяснило бы, почему коцитцы схватили её, но не объяснило, почему они не убили её сразу же.

Она могла рискнуть и выпустить в них всю мощь свою. Но если ничего не получится, её будут терзать и «пользовать», как Фаю, а позже она родит им ребёнка. А если она не попытается, её тоже будут терзать и пользовать.

«Лучше смерть!» — подумала Акме, ссутулилась и прижала к лицу ладони в отчаянии.

К тому же, кем мог вырасти ребенок, коцитец по крови, обладающий мощью Атариатиса Рианора? Чудовищем, порожденным Акме Рин.

Вдруг она почувствовала, как маленькая холодная ладошка дотрагивается до ее руки. За мыслями своими Акме не слышала, как подошла к ней маленькая Августа.

Девушка присела на камень, а Августа осталась стоять напротив, внимательно оглядывая ее и держа за руку.

— Ты очень красивое создание, — наконец, изрекла Августа; ручки её потянулись к чёрным пыльным слипшимся волосам Акме. Указательным пальчиком провела она по высоко изогнутой линии бровей девушки, по верхнему веку, по густым ресницам. Девочка увлеченно улыбалась, будто разглядывала нечто диковинное. — У тебя странные глаза. Чёрные-чёрные. Как ночь, а за ними — ничего не видно. Они боятся таких глаз. Они считают, что это глаза демона… А это знак твоего Бога?

Августа положила ладошку на