Маринкина башня - Мира Форст Страница 4

Радостное настроение сегодняшнего дня сменялось печалью.

Надо поскорее возвращаться вниз, к людям, − решила Агнеша.

Отошла от окошка, уже ступила на ступеньку, но заметила на кирпиче одной из стен что-то выбивающееся из общей картины, какое-то цветовое пятно.

При ближайшем рассмотрении пятно приобрело очертания рисунка, выполненного голубой и золотистой красками.

− Полумесяц, страусиное перо, − вслух проговорила девушка. — Какой странный рисунок. И почему он здесь?

Провела по картинке ладошкой. И, словно в кино, от ее прикосновения в стене стал образовываться проем. Кирпичная кладка отъезжала в сторону, открывала в толще стены перед изумленной Агнешкой потаенную дверь с массивной кованой ручкой в виде двуглавого орла с поднятыми крыльями[3].

1583 год. Польша Округ Опочно. Воеводство Лодзь. Город Джевица

Семья воеводы Джевицкого праздновала наступление Нового года. Божене казалось, что в замке собралось все население Лодзенского воеводства. Хотя, чему тут удивляться, в Лодзе и проживает всего-то около трех тысяч человек, а замок ее отца единственная значительная постройка в округе.

Замок представлял собою двухэтажную каменную крепость прямоугольной формы, окруженную рвом. На втором этаже располагались личные покои хозяев, а помещения первого этажа использовались для служебных нужд и для проведения застолий. Вот, как сегодня.

Во главе праздничного стола восседал сам воевода Мацей Джевицкий. По правую руку от него архиепископ Станислав Карнковский, друг и наперсник. Именно он много лет назад ходатайствовал перед королем о пожаловании воеводства Мацею.

Божена прислушивалась к их разговору. Отец со Станиславом обсуждали возможность открытия духовной семинарии. Она вдруг отвлеклась, уловила далекий детский плач, встрепенулась, но мать крепко сжала ее руку.

− Кормилица рядом с девочкой, − едва слышно прошептала Катажина Джевицкая. — Сосредоточься на Яцеке.

Сорокадвухлетний князь Яцек Порыцкий положил свою жирную лапищу на бедро Божены. Девушку чуть не вырвало. Но она сдержала рвотный позыв и обернулась к нему с улыбкой.

− Вы нетерпеливы, князь.

− Мне не терпится назвать Вас своей женой, − ощупывал он лицо девушки пьяно-масляным взглядом, продолжая сжимать ее бедро.

Божене было жаль нового темно-персикового платья, пошитого по последней испанской моде, с многочисленными разрезами, из-под которых проглядывала нижняя сорочка изумрудного цвета. Это платье очень шло ей, красиво оттеняло зеленые глаза и каштановые кудри. Она рассчитывала поразить Вацлава. А теперь на материи останутся жирные пятна от пальцев этого борова.

Попыталась отвлечься, абстрагироваться от шума, царящего в парадном зале, от жадных рук противного Яцека. Стала вспоминать такую же новогоднюю ночь, только годом ранее. Все, что происходило накануне того празднества и все, что случилось позже.

− Саноцкий староста[4] решил провести ежегодный рыцарский турнир в Джевицах, − сообщил тогда Мацей жене и дочери. — Староста приедет со своей семьей и свитой.

− Разве не в Кросно? — забеспокоилась Катажина.

Если турнир к дню Святого Сильвестра[5] перенесли в Джевицы, то у нее всего две недели на подготовку замка к принятию рыцарей.

− В Кросно негде разместить лошадей. Своя конюшня там слишком мала, а та, что строили к турниру, загорелась. Не успеют новою к праздникам поставить, − пояснил воевода.

− Староста уедет сразу после турнира? — уточнила его жена.

− Нет. Юрий Мнишек задержится у нас, как и часть рыцарей.

И если мать восприняла новость нервно, то Божена обрадовалась. Рыцарский турнир в Джевицах последний раз проходил пять лет назад. Ей тогда было всего двенадцать лет. Но она помнила свой восторг от столкновения рыцарей, когда они сходились стенка на стенку. Чтобы девочка не боялась, отец объяснил ей, что сражаются мужчины тупым оружием — копьями с закругленными, а не с острыми концами, поэтому удары, наносимые противниками друг другу, не являются смертельными и не представляют большой опасности.

− Только никому не рассказывай, − предупредил отец. — Это секрет. Иначе зрителям будет неинтересно.

И Божена вдвойне чувствовала себя счастливой, оттого, что разрешили присутствовать на самом настоящем рыцарском турнире, и оттого, что ее посвятили в тайну, о которой не знают другие дамы. И пока шляхтички[6] бледнели, краснели и падали в обморок, она, Божена, демонстрировала стойкость духа.

− Надо же, какая у тебя невозмутимая дочь, − удивился один из друзей Мацея. — И не вскрикнула ни разу.

Отец с дочерью понимающе переглянулись.

Помимо турнира, Божене очень уж хотелось увидеть чету Мнишек. Ходили слухи, что пана Юрия скоро назначат старостой Самборы, самого богатого староства в королевстве, а о его жене Ядвиге все в один голос твердят, будто она писаная красавица.

Молва не обманула, пан Юрий выглядел значительно, а Ядвига оказалась хрупкой яркой брюнеткой с большими выразительными глазами. Супруги привезли в Джевицы и своих двух малолетних сыновей — Яна и Станислава.

Божена все дни до их приезда усердно помогала матери в подготовке замка к встрече гостей. Чтобы разместить всех рыцарей, а также свиту воеводы Мнишека, освободили несколько вспомогательных замковых построек, и Катажина поручила дочери приводить их вместе со слугами в жилой вид.

За день до дня Святого Сильвестра замок наводнили гости. Божена украшала большой каменный плац, на котором пройдут поединки, ленточками. Руки мерзли без варежек, и она периодически прятала их в карманах беличьей шубки.

− Помочь?

От неожиданности выронила атласную ленточку, наклонилась, хотела поднять, но ее опередили.

− Держи, − протянул ей ленту молодой мужчина.

Она молча взяла цветной лоскут, случайно соприкоснувшись с незнакомцем пальцами.

− Да ты совсем замерзла, − ухватил он ее за руки, приложил в районе груди к своему теплому плащу, подбитому куньим мехом, и накрыл ладонями.

Божена затаила дыхание. Что-то происходило с ней, что-то необыкновенно прекрасное. Ей было всего семнадцать лет, она не имела никакого опыта в амурных делах, но интуитивно понимала, что вот этому незнакомцу всего за несколько минут удалось занять место в ее сердце.

А он… смотрел с улыбкой и продолжал греть ее маленькие ручки.

Какие у него необыкновенные черные глаза, − подумала она, − и улыбка добрая.

− Вацлав Врона, − представился он.

− Не слышала о таком роде, − удивилась Божена. Выправка, одежда выдавали в нем рыцаря и дворянина, но она не могла припомнить среди польской аристократии такую фамилию.

− Я из Мазовии[7], − пояснил Вацлав.

Вот почему