Марина Ефиминюк - Магические узы Страница 40

Я даже толком не испугалась, а над макушкой пролетела ослепительная молния боевого шарика. Он врезался в фонарный столб и, отскочив, взорвал черепками цветочный горшок, стоявший на перилах ближайшего балкончика. Сверху мне на голову посыпался черный грунт и глиняные осколки. Все случилось за короткую резкую секунду, подталкивая меня. Я вскочила, едва не падая.

Девушка, выглядевшая моим зеркальным отражением, снова вскинула руки и, заставляя испуганно замереть, щелкнула затвором самострела. Веки захлопнулись, как ставни на окнах, отрезая меня от пустующего двора и противницы. Мышцы напряглись, но оглушительной боли, какая должна была последовать за шаром, не наступила. Я открыла глаза, а убийца все нажимала и нажимала на курок, получая лишь осечки.

Чтобы добежать до выезда на улицу Вязовую мне пришлось приложить все возможные силы. Сердце бешено стучало. На брусчатке плыла неровная тень от моей фигурки, она, то преследовала меня, то опаздывала, изломано растягиваясь. Убийца догоняла, через шумное дыхание я могла слышать стук ее каблуков.

Потемневшая улица, залитая фонарным светом, захватила меня в объятия. В кронах тополей запутался сумрак. Полосатый тент, порванный насквозь после моего прыжка, подрагивал от легкого ветра. Тишь спального района казалась нереальной, и прогуливавшаяся парочка отпрянула в страхе, лишь завидев движение в темной подворотне.

Я устала так сильно, что едва держалась на ногах, легкие горели. Я больше не могла бессмысленно бежать, панически боясь боевых шаров! Неожиданно страх сменился на отчаянную злость, заставляя завернуть за угол и прижаться взмокшей спиной к шершавой холодной стене. Дыхание замерло, а рука сжалась в кулак, спрятав внутрь большой палец, чтобы не сломать суставов – как когда-то давно меня учил Богдан.

Удар в скулу противницы, выскочившей на всех парусах из подворотни, получился знатный. Кажется, даже костяшки треснули от силы, и руку пронзила боль. Девушка взвизгнула, не ожидая нападения от перепуганной жертвы, вдруг превратившейся в охотника. Убийца рухнула навзничь на мостовую, выронив самострел, и он отлетел к моим ногам. Молниеносно присев, я не сводила с двойника настороженного взгляда и поспешно подняла оружие, тяжелое, со скользкой горячей рукоятью, нагретой теплом влажной ладони. Руки сами вскинулись, направляя дуло на распростертую девушку. Это было странное ощущение, словно целишься в собственное отражение в зеркале и ждешь, как в тебя прыснут стеклянные осколки после выстрела.

Убийца на мгновение оцепенела, изумленно вытаращившись. Она приподнялась на локтях, а на лице, так сильно похожем на мое собственное, отразилось неверие. Секунды текли, мои ладони вспотели, а палец застыл на спусковом крючке.

– Ты не выстрелишь, – неожиданно уверено произнесла девушка, и от звука собственного голоса, услышанного от постороннего человека, мне стало жутко.

– Ты не сможешь! – в отличие от моих вечно обкусанных, гладкие губы растянулись в торжествующую улыбку. Серые глаза вспыхнули злым ликованием. – Стреляй… Боишься?

– Хочешь проверить? – пробормотала я и на одно мгновение зажмурилась, уверенная, что прямо сейчас спущу курок. Не вышло – пальцы, словно живя собственным разумением, не послушались. Выстрел в человека оказался выше моих сил, я не смогла решиться, чтобы переступить последнюю черту.

– Опусти игрушку, дамочка! – раздался до боли знакомый голос.

Бухающее в груди сердце остановилось, но рука не дрогнула. Он обошел меня осторожно, нацеливаясь. Его шаги в теннисных туфлях на мягкой кожаной подошве были практически не слышны. Тень гостя сделала головокружительное сальто, подчиняясь световому пятну от фонаря, и Богдан встал между мной и распростертой на камнях убийцей. Гладкое длинное дуло серебристого самострела однозначно указывало мне в переносицу.

Тут для Богдана случилось страшное потрясение. Он распознал меня и уже с меньшей уверенностью быстро скосил глаза в сторону поверженного двойника. На родном лице с резкими скулами и твердым подбородком отразилось жесткое колебание. Старший брат никак не мог взять в толк, кто из нас его настоящая сестра. Я ненавидела его в тот момент, но не верила, что он перепутает.

– Веда, – хрипловато произнес Богдан и быстро облизнул губы, как всегда делал, когда сильно волновался, – ты как, детка?

Он, не отрываясь, смотрел мне в глаза, серые с темными крапинками, точное отражение его собственных, доставшихся нам обоим от мамы Ярославы.

– Ты сильно ушиблась? – снова спросил он, обращаясь ко мне, и тут же добавил: – Вставай! Она тебя не ранила?

Меня словно бы ударили под дых, так сильно скрутило внутренности. Жаль, что стоявший спиной к убийце Богдан не мог видеть расцветшей злорадной ухмылки моей близняшки, поспешно поднимавшейся с холодных пыльных камней мостовой. Мерзавке оставалось только лишь потереть руки от удовольствия, чтобы подчеркнуть свой триумф.

– Почему ты думаешь, что она твоя сестра? – насмешливо вымолвила я, сама удивляясь твердости голоса.

Девушка-убийца медленно отступала в тень, торопясь сокрыться. Ее движения отличались резкостью, и рост был явно выше моего.

– Моя сестра никогда бы стала в меня целиться! – выплюнул Богдан презрительно.

– Ты уверен? – изогнула я брови.

– Веда, спрячься во дворе, – процедил Богдан, сводя брови на переносице. – Я сейчас!

Нахально с полуулыбкой подмигнув мне, девушка зачастила под аркой, и стук каблуков возвращался к нам гулким эхом. Ее стройная фигура с тонкой талией и узкой спиной, передававшее мое собственное телосложение, скрылась в темноте внутреннего двора. Там, где лежал застреленный ею Стриж! Проклятье, нам действительно невероятно везло, что никто из жильцов домов не выбрался на улицу, дабы пробежаться на свежем воздухе или же выгулять домашнего питомца! Неожиданно из горла вырвался истеричный смешок, и губы непроизвольно растянулись в издевательскую улыбку.

Богдан разозлился не в состоянии угадать, какую игру ведет противница, и, сузив глаза, процедил:

– Бросай самострел, по-хорошему! Считаю до трех. Раз…

В его взгляде светилась решимость пристрелить меня, если я посмею ослушаться. Стоя друг напротив друга, мы не шевелились и вытягивали самострелы. Неужели чтобы выжить, я должна выстрелить в собственного брата?! Жестокая шутка, только больше не было смешно.

– Два…

Он взвел курок, и оружие заходило в моих уставших руках. Меня лихорадило, фигура брата расплылась, ее поглотила мгла, заливавшая пустую подворотню. Сердце грохотало в ушах, и я не расслышала шагов за спиной. Только вдруг увидела, как Богдан медленно менялся в лице, и в нем за короткое мгновение отразилась целая гамма чувств от недоумения до потрясения.

Мои ледяные окостеневшие пальчики, перепачканные бурой кровью, накрыла большая горячая ладонь.

– Давай сюда, – произнес над макушкой Ратмир и осторожно привлек меня к себе. От облегчения у меня подогнулись колени, я выпустила самострел, резко разжав пальцы, и порывисто уткнулась в грудь Ратмира. Меня охватывало нестерпимое желание спрятаться от оцепенелого старшего брата, моментально осознавшего, какую чудовищную ошибку он совершил.

– Ты в порядке? – мягко спросил Ратмир, вероятно опасавшийся немедленной истерики. Я мелко закивала и действительно шмыгнула носом.

– Что происходит? – заморожено выдавил из себя Богдан.

– Это я у тебя хотел узнать, – вкрадчиво отозвался Ветров старший, – опусти оружие, герой. В этом дворе лежит расстрелянный Стриж, поэтому отойди с дороги.

Повисло напряженное молчание, кажется, воздух трещал над нашими головами.

– Птаха, – рука Ратмира погладила мои волосы, очень ласково и заботливо, – иди-ка в автокар. Нам здесь нужно кое-что обсудить.

– А Стриж? – пробормотала я, не в силах расцепить пальцы, сжавшие в кулаки свитер мужчины.

– Иди в автокар, – повторил Ратмир, бережно едва-едва отстраняя меня, и я послушалась. Только развернулась к Богдану, чтобы бросить последний уничижительный взгляд. Брат дернулся, как от пощечины, и бессильно уронил руку с самострелом.

– Не прощу… – признание вырвалось помимо моего желания, отчего Ветров старший непонимающе нахмурился.

Никогда не забуду мучительного сожаления на родном лице старшего брата, когда спортивный автокар Ратмира, прижимая внутренне раздавленного Богдана к пыльной стене арки, проехал во двор, где мертвым сном забылся Стриж.

– Почему ты сначала приехал за мной? – спросила я потом, когда мы неслись в неизвестном направлении по извилистым улицам города, закованного в мостовые. За окном размазывались огни разноцветных витрин, превращаясь в сияющую круговерть. Брусчатка тускло поблескивала, озаренная растяжками провисающих между фонарных столбов гирлянд. На фоне черного небосвода плыли огромные рекламные шары, которые зажигали только ночью. Внутри них танцевали фигурки нимф, плясали надписи, расцветали фейерверки ослепительных сказочных цветов.